Пространство круга - [13]

— Понимаю, — медленно сказала Хейзл, раздумывая, сколько еще червоточин выявит сегодняшний день. — И как давно тебе надоело, Валери?

— Не помню, — уклончиво ответила та.

— И все же ответь, — мягко надавила Хейзл.

— Наверное, после смерти дедушки, — прошептала девочка.

Хейзл тут же все стало ясно.

Отец, продав ей и Дику квартиру, перебрался в квартирку поменьше, расположенную поблизости, в доме за углом. Рождение внучек возродило его к жизни, и он снова стал тем энергичным человеком, которого Хейзл помнила с детства. Адам Маршалл отказался от дополнительных часов работы в Уайтхолле и все свободное время проводил с внучками.

Он провел немало счастливых часов, играя с ними и смеша малышек, с гордостью и легкой печалью наблюдая, как они растут, потому что Лили разительно напоминала ему покойную жену. Позже он с нескрываемым удовольствием любовался их мордашками на рекламных плакатах и по телевизору.

Год назад Адам Маршалл скоропостижно скончался. И скорбя вместе с девочками, Хейзл тем не менее остро осознавала, что определенный этап ее жизни подошел к концу. Интересно, чувствовал ли Дик то же самое? Не стала ли для него смерть тестя катализатором размышлений о суетности своей собственной жизни?

— Дедушка любил смотреть, как вы выступаете, — тихо сказала Хейзл. — И очень гордился вами.

Посерьезнев, Летти кивнула.

— Я знаю, мама. Но он говорил, что мы должны заниматься этим, пока нам нравится.

— А вам больше не нравится?

— Нет! — дружно заорали тройняшки.

Хейзл улыбнулась. Спорить с таким единодушным протестом невозможно.

— А говорил ли папа, что он хотел бы перебраться куда-нибудь из Лондона? И жить там, где у нас будет куда больше места? Где Лили могла бы держать свою лошадь?

У Лили побелели костяшки маленьких кулачков, прижатых к груди, а смотреть на страдальческое выражение ее овального личика было почти невыносимо.

— А мы могли бы, мама? — с надеждой спросила она. — Правда, могли бы?

Хейзл посмотрела на Летти и Валери.

— И вы тоже хотели бы этого? — Она заметила, как девочки замялись в нерешительности, и, подумав, что они боятся обидеть ее, предупредила: — Только честно. Вы должны мне сказать, а то я совершенно не в курсе дела. Так вы хотите уехать из Лондона?

— В общем-то, да, мама. Да! Конечно, хотим!

Когда дети улеглись, Хейзл почитала им вслух. Кое-кто из школьных подружек подтрунивал над детскими привычками сестер, но троица твердо стояла на своем: мамочка читает так хорошо и с таким выражением, что герои книг словно оживают.

Вернувшись в гостиную, Хейзл увидела, что Дик растянулся на диване и с закрытыми глазами слушает нежные аккорды музыки Шопена.

Стоит ему не побриться, как он обретает еще более мужественный вид, с внезапным замиранием сердца подумала Хейзл. Будто рыцарь только что спрыгнул с коня, сбросил тяжелый плащ и доспехи и решил отдохнуть.

Когда Хейзл приблизилась, Дик открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.

— Все в порядке?

Хейзл твердо решила, что будет вести себя как взрослый серьезный человек, хотя ей хотелось по-детски кататься по полу, колотить пятками по ковру и вопить что есть мочи. Она набрала в грудь воздуха и спокойно сказала:

— Может быть, ты и прав, Дик. Я тщательно обдумала все сказанное тобой и думаю, что перемены в самом деле пойдут всем нам на пользу.

Дик от удивления даже привстал. Он ждал возражений, слез, но уж конечно не столь быстрой капитуляции.

— Ты действительно так считаешь?

Хейзл из последних сил держала себя в руках. И, если сейчас Дик скажет, что она истая миссис Непредсказуемость, все ее благие намерения вести себя по-взрослому испарятся в мгновение ока.

— А чего еще ты ждал? — язвительно поддела она мужа. — Что я гордо сложу на груди руки и наотрез откажусь следовать за тобой?

— Кое-кто так бы и поступил, — кисло заметил он.

Может быть, подумала Хейзл. Но, забеременев, я и без того кардинально изменила жизнь Дика. И есть ли у меня теперь право диктовать?

— И ты, естественно, посчитал, что я отношусь к подобным особам? — испытующе спросила она. — Неужели ты, в самом деле, так мало знаешь меня как женщину, Дик?

После того как он, вежливо склонив темноволосую голову, признал справедливость упрека в свой адрес, воцарилось минутное молчание.

— Я знал тебя еще школьницей, — сказал он ровным спокойным голосом, от которого тем не менее Хейзл охватило какое-то странное беспокойство. — А затем цветущей женщиной, которая носила наших детей. — Дик улыбнулся, но в его улыбке скользнула тень печали. — После чего ты стала матерью. Так что, может быть, ты и права. В буквальном смысле слова я не успел узнать тебя как женщину, ибо наша семья слишком быстро появилась на свет. Я не успел узнать тебя вне груза материнских обязанностей, хотя ты только что сняла школьную форму…

— Пожалуйста, перестань говорить банальности, Дик! — взмолилась она.

— Но это же правда, не так ли? — возразил он. — Разве нет?

— И ты хочешь обвинить меня в том, что мы оказались в постели, да? В том, что я заставила тебя жениться на себе, хотя оба мы были слишком молоды для брака. Да?

— Ох, Хейзл, — прошептал Дик, и было видно, насколько он душевно измотан. — Если и можно винить кого-то, то только меня. Я старше тебя, и опыта у меня куда больше. Я попал в… Черт возьми, я должен был предвидеть, чем все может закончиться, но высокомерно предпочел не обращать на это внимания. Я был слишком ослеплен…