Просто металл - [12]

— О це добре! — Оживился Проценко. В хорошем настроении он любил пересыпать свою речь украинскими словечками и прибаутками. — Пидэмо, значит, як ти волы, в едной упряжке.

А дел на новом участке было невпроворот. Мало того, что его надо было подготовить к промывочному сезону — провести горноподготовительные работы, форсировать добычу золотоносных песков, смонтировать промывочные приборы. Участок ждал еще пополнения из числа молодежи, что ехала сюда на Дальний Северо-Восток страны, по призыву комсомола. К их приезду надо было торопиться со строительством общежитий, столовой, оборудованием красного уголка.

И еще одно дело задумали Проценко с Гладких. Участок хоть и располагался в каких-нибудь десяти километрах от центрального стана прииска, но был отрезан от него небольшой, но своенравной рекой. Зимой здесь достаточно надежны естественные мосты. Более того, многие реки превращаются в удобные автодороги-зимники. Но с наступлением весны отсутствие постоянной надежной связи с прииском и его техническими службами могло стать источником многих затруднений. И горняки своими силами строили мост.

Как резервный полк перед вводом в бой, участок пополнялся людьми, техникой и, выражаясь языком военным, всеми видами довольствия. Спешили все. Автомобилисты торопились забросить на глубинку грузы: кто знает, успеют ли здесь со строительством моста. Торопился Вася Копытко, снова севший за рычаги экскаватора. Торопились монтажники на установке промывочных приборов. И плотники на строительстве моста, руководимые мастером на все руки Карташевым.

Торопилась и весна. Как резиновые подушки, из которых спустили воздух, осели сугробы. Открытые солнцу места покрылись темными пятнами проталин. Сбросили ватный наряд лиственницы.

Проценко и Гладких с рассвета до позднего вечера крутились в этой урчащей моторами и лязгающей железом карусели. И часто валились в ночь на свои топчаны, не имея сил раздеться, пропитанные запахами земли, солярки, смолистого теса и талого снега. Лишь изредка, по необходимости, то один, то другой из них появлялся ненадолго на центральном стане прииска, чтобы поторопить доставку на участок какой-нибудь машины, запасных частей, горючего, леса.

В одно из таких посещений Гладких застал перед приисковой конторой шумный табор. На вещевых мешках и фанерных чемоданчиках расположилась большая — человек до тридцати — группа молодежи. Так, юное пополнение прибыло, — сообразил Иван, лавируя между сбившимися в стайки новоселами по направлению к крыльцу. Его провожали любопытные вопрошающие взгляды. Сидели здесь эти парни и девчата, видимо, уже давно. Кто-то развернул и уничтожал остатки нехитрой дорожной снеди. Человека четыре, собрав вокруг себя зрителей, резались в карты. На ступеньках крыльца, тоже окруженный любопытными, бренчал на гитаре парень.

Гладких прошел в контору. Там никого не было. Иван поднял телефонную трубку и попросил телефонистку соединить его с квартирой директора. Недовольный женский голос осведомился, кто говорит, Иван назвал себя и попросил пригласить к телефону Петра Степановича.

— Во-первых, сейчас обеденный перерыв, — отрезала директорша. — А во-вторых, Петр Степанович только полтора часа как с третьего участка вернулся и сейчас отдыхает.

— Но он нужен мне по неотложному делу! — попытался настаивать Гладких. — Тут люди…

— Петр Степанович — тоже люди, — раздраженно прервала его Горохова и положила трубку.

Иван вышел на крыльцо.

— Старший из вас есть кто-нибудь, ребята?

Сидевшая на чемодане девушка, повязанная большим шерстяным платком, подняла голову от книги.

— Я. А что? — откликнулась она, вставая.

Из-под платка на Ивана смотрели немножко растерянные, по-ребячьи ясные глаза. Маленький рост и румянец во всю щеку делали ее и вовсе похожей на девочку-подростка.

Гладких улыбнулся.

— И сколько же вам лет?

Девушка зарделась еще больше. Парень с гитарой вмешался.

— Вы товарищ, не глядите, что она маленькая. Атомная бомба тоже меньше простой фугаски, говорят. А потом — ай-яй-яй! — разве у дамы возраст спрашивают?

— Не паясничай, Геннадий, — строго, с неожиданной твердостью сделала ему замечание девушка, и Иван перехватил ее взгляд, сразу же потемневший, с прищуром.

— Тебя товарищ, и в самом деле не спрашивают, — поддержал ее Гладких, — Или ты не слыхал, что перебивать взрослых невежливо?

— Куда мне! — парировал парень. — Я ж не при дворе воспитывался.

— На заднем дворе ты, судя по всему, воспитывался, — подвел Иван итог дискуссии и, обращаясь к девушке, предложил. — Под лежащий камень вода не течет. Давайте пройдем к директору. И еще кто-нибудь. Ты, скажем, — повернулся он к парню. — Только без гитары.

— Говорят что без гитары я только пол-Геннадия, — возразил тот. — Во всяком случае, моей дипломатической карьере она не помешает. — Он поправил на голове кепку и заправил под нее чуб. — Я готов.

Геннадиева гитара и впрямь послужила им своеобразным пропуском. На стук Гладких из дома вышла Глафира Семеновна Горохова, «Казак-баба», как звали ее заглазно на прииске. С видом решительным и суровым она загородила своей мощной фигурой вход в директорский домик, но, разглядев за спиной Гладких незнакомых парня с гитарой и девушку, суетливо вытерла о фартук руки, поправила прическу и изобразила на своем лице такую приветливую улыбку, словно визит этот осчастливил ее на всю жизнь.