Просто люди: Билли. Ян. Матильда - [89]

В подземном туннеле тем ледяным ноябрьским вечером она прижалась носом к окну, чтобы не видеть своего блеклого отражения, и задумалась о том, каково это тусовать с Саган…

Да, ей бы этого хотелось, и теперь она сожалела о том, что ей не хватило смелости последовать за ним в его роскошный мир. За ним… За другом Гэтсби…

Молча, держась за руки, они ехали в тот вечер по девятой ветке метро, предаваясь своим сомнениям, мечтам и сожалениям.

На следующий день Бернар Франк умер.

Здравствуй, печаль.

Матильда резко затормозила.

Роскошные отели… Она забыла про отели…

Ну и шляпа.

Поставив ноги на землю и облокотившись о руль, она засмотрелась на консьержей, пританцовывавших вокруг изысканных машин с номерными знаками разных налоговых гаваней, в который уж раз с изумлением отдавая дань уважения пронырливости и всемогуществу жизни.

Потому что именно там его надо было искать…

Конечно, именно там.

За этим величественным фасадом, в каменном особняке, к которому и не подступишься, на улице Фобур-Сент-Оноре, носящей имя святого чудотворца и покровителя всех гурманов.

Он был там, и она вынуждена была признать, что и тут слова снова правили бал. Слова их познакомили, слова их разлучили, и слова снова сводят их вместе.

Так что это правда: литература — это круто, а Матильда не всегда бывает права.

Она с облегчением признала свои заблуждения, и ее разрушительная первая любовь наконец нашла свое оправдание: неважно, что писатель преподнес ей слова с большей нежностью, нежели любил ее, зато он сдержал свое обещание.

* * *

Почти семь вечера. Неудачный момент для встречи на кухне…

Ладно… Она вернется.

Она удалялась со спокойной душой и, опираясь на своего старенького Жанно, любовалась собственной улыбкой во всех витринах квартала до самого перекрестка с улицей Руаяль.

Конечно, это было бесценно, не всегда свидетельствовало о хорошем вкусе и частенько не получалось, но все равно… улыбаясь, она выглядела прекрасно.

4

Даже чересчур прекрасно…

Все это было слишком уж хорошо, чтобы быть правдой!

А вы поверили? Серьезно? Нет, но на что вы надеялись? Что она заявится на следующее утро, подпрыгивая от нетерпения, попросит его позвать и что он — шабадабада-шабадабада — предстанет в мутном сиянии и побежит к ней в замедленной съемке вместе со взлетающими голубями, а камера будет крутиться по кругу, снимая их с разных сторон?

Да ладно, бросьте вы, сборище сентиментальных чудовищ, так бывает только в кино. Или в тех книжках, что так ненавидел ее бывший. А тут у нас настоящая жизнь, увы, и наша мечтательная героиня покамест еще ничего не добилась: вход воспрещен, двери закрыты и всюду камеры видеонаблюдения.

Так. Что-то эта история начинала ее доставать… Все это ее уже вовсе не веселило, и надо сказать, вообще-то Матильде Сальмон уже более чем надоело бегать за мальчиком.

Играть чужую роль легко, если это недолго.

Она присела на капот машины, переобулась, достала косметичку, завязала волосы, припудрила щеки, накрасила ресницы, подвела губы, прыснула духами на затылок, свернула свою куртку в комок и пристегнула к багажнику велосипеда, а затем, покачивая бедрами, направилась вверх по улице.

Красивая, сексуальная, стремительная и такая супербогатая, как она, с легкостью проигнорировала консьержей, грумов, ресепшионистов, носильщиков, горничных и клиентов.

Дальше.

Вглубь, туда, где всякая обслуга попадалась на пути.

Она ступила на ковролин, толще, чем ее задница, и углубилась в лабиринт коридоров, игнорируя вопросы и замечания, с которыми к ней обращались по-русски и по-английски, поправляя на своих плечах воображаемое боа, она нашла ресторан, молча улыбнувшись, обогнула пылесос, прошла прямиком к кухне и, толкнув дверь, поймала первого встречного:

— Мне нужно немедленно видеть Жан-Батиста. Позовите его, прошу вас.

5

— Кого? Венсана?

— Нет (снисходительно), Жан-Батиста. Я же вам сказала. Того, с японскими ножами.

— А, Жебе (мрачным тоном), он здесь больше не работает.

В мгновенье ока Матильда утратила всю свою красоту.

Она больше не была ни богатой, ни сексуальной, ни гордой, никакой вообще.

Она закрыла глаза и принялась ждать, когда ее выставят за дверь под зад коленом. Вот уже к ней направлялся какой-то высокий тип недружественного вида. Потирая руки, он окликнул ее:

— Мадемуазель? Вы заблудились?

Она кивнула, и он указал ей на выход.

Но поскольку по ее лицу было видно, что она действительно в большой беде, настолько она пострашнела и выглядела несчастной, то он добавил:

— Вы его знаете? Будьте осторожны… Я вот тоже думал, что знаю его, а потом… а потом он меня все-таки подставил… Хотя он был неплохим вторым поваром… Я ему это, кстати, говорил… Не знаю, какая муха его опять укусила… Потому что он вообще-то с характером, ага? О, да еще с каким… Очень строг… А тут вдруг несколько недель кряду творил на работе невесть что, наделал глупостей и ушел.

— Знаете, где я могу его найти?

— Нет, понятия не имею… И вот что еще вам скажу: и знать не желаю. Это была подстава с его стороны… в разгар сезона, вот так вот… Да уж, этого я долго не забуду… Явился однажды утром — как будто подменили. Его больше ничего не интересовало. До такой степени, что он уже и арбуз бы от мидии не отличил, экий упрямец. Сначала он взял больничный, потому что обжегся, потом еще лучше — нам пришлось вызывать для него «Скорую», а когда он вернулся, стал совсем другой человек. Ему не удавалось сосредоточиться. «Я потерял вкус» — вот, что он мне сказал… Собрал свои вещи в раздевалке и взял расчет. И для вас тоже выход там. И если вы его когда-нибудь встретите, передайте ему, чтоб отдал моего Гримо