Просто любовь - [88]

— Но я мечтаю о тебе, — пробормотала я, зная, что он прав.

Никаких логических контраргументов у меня не было, а на Лукаса иногда удавалось воздействовать только логикой. В этом он сын своего отца.

С Рэем Максфилдом у нас прекрасные отношения. На весенние каникулы Лукас первый раз отвез меня в их домик на побережье, и я никогда раньше не видела, чтобы он так нервничал. Мы с его отцом, как ни странно, сразу нашли общий язык. Я тут же узнала в нем Лэндона: тот же ум, тот же суховатый юмор. Вечером накануне нашего отъезда Рэй порылся на чердаке и принес оттуда три акварели в рамке. На них был изображен мальчик, играющий на берегу моря, — единственный ребенок художницы. В уголке каждого листа стояла подпись: «Розмари Лукас Максфилд». Мы повесили акварели у Лукаса в спальне, над столом.

А теперь, что не менее удивительно, Рэй сидел во дворе с Чарльзом и Синди. По случаю защиты сына он на несколько дней оставил свою лодку — впервые с тех пор, как уехал из Александрии.

* * *

— В пятницу я устроился на работу.

Вот оно! В течение последнего семестра Лукас рассылал резюме в десятки фирм, в некоторые из них ездил на собеседование, а в несколько мест его потом вызывали еще раз. Неделю назад я слышала, как Чарльз говорил Синди, что Лукаса пригласили в серьезную проектную организацию — здесь, в городе. До сих пор я ждала, когда он сам мне об этом скажет. В августе я уеду в Оберлин, и нас будет разделять огромное расстояние — больше тысячи миль.

— Правда? — спросила я, стараясь не смотреть на Лукаса, чтобы не расплакаться.

Я молча принялась запихивать в холодильник остатки праздничного ужина, которыми снабдила нас Синди, а Лукас смотрел на меня, опершись о столешницу. Когда судки с едой были разложены по полкам, я поняла, что больше не могу уклоняться от неприятного разговора. Взглянув на мое лицо, Лукас поймал мою руку:

— Иди сюда.

Пока он вел меня к дивану, я изо всех сил моргала и так строго, как только могла, внушала себе: «Не плакать! Не плакать! Не плакать!» Он устроился в углу, обнял меня и, откинувшись на спинку дивана, стал рассказывать про компанию, про то, в чем будет заключаться его работа, как хорошо ему будут платить и когда он приступает (со второй недели июля). Я слушала вполуха, не прекращая думать о том, сколько раз в семестр смогу прилетать домой. Для студентов музыкальных отделений свободный уик-энд — невиданная редкость: по выходным бывают концерты, на которых нужно обязательно присутствовать, даже если не выступаешь сам.

— Я пока только одно не решил. Что лучше: жить в Оберлине и ездить в Кливленд или жить под Кливлендом и ездить к тебе?

Он подпер голову рукой и посмотрел на меня, ожидая моей реакции. Я моргнула, не поверив собственным ушам:

— Что?

Он улыбнулся, изображая наивность:

— Ах, неужели я забыл тебе сказать? Компания находится в Кливленде.

— В Кливленде? В Огайо? Ты будешь работать в Кливленде, Огайо?

От Кливленда до моего колледжа было чуть больше получаса езды.

— Да.

Тут я все-таки не удержалась и заплакала:

— Почему ты так решил?

Лукаво улыбнувшись, он свободной рукой заправил мне за ухо прядь волос.

— Ты ведь слышала про зарплату, да? А еще я буду рядом с тобой. — Он вытер большим пальцем слезинку с моей щеки и добавил: — Это главное.

Я вспомнила, как раскаивалась, что поехала в колледж за Кеннеди. Вспомнила, как Лукас просил меня не жертвовать ради него своими карьерными планами.

— Но ведь ты мне говорил, что нужно заниматься любимым делом, быть тем, кем хочешь, и ни на кого не оглядываться? Разве к тебе самому это не относится?

Он поднес ладонь к моему лицу и, заглядывая мне в глаза, вздохнул:

— Во-первых, я получил прекрасное место и мне наверняка будет там интересно. — Лукас привлек меня к себе и поцеловал. Я легла к нему на грудь, скользнув рукой под футболку, и уже забыла, что он не договорил. Но вдруг он прошептал: — Во-вторых, у меня действительно есть планы, но я смогу осуществить их в любом городе.

Он встал и на руках отнес меня в спальню, не переставая целовать. Я соскользнула на пол, сдернула с себя топик и, прыгнув на середину кровати, стала смотреть, как он через голову снимает футболку. Я бы с радостью согласилась прокручивать это его движение снова и снова, как эпизод любимого фильма, если бы не знала, что будет потом.

Подобравшись ко мне с края кровати, Лукас медленно накрыл меня собой, ласково взял за руки и положил их на подушку — как в тот самый первый раз, когда он рисовал мой портрет. Потом он осторожно сжал мои скрещенные запястья. Он научил меня всем возможным приемам, с помощью которых я могла бы освободиться от его захвата. Но мне этого ни капельки не хотелось. Он был настроен на неторопливый лад: это всегда сводило меня с ума, и от блаженного нетерпения я кусала нижнюю губу.

Пока Лукас смотрел на меня, склонившись над моим лицом, я разглядывала его удивительные глаза (еще одна картина, которая никогда мне не наскучит).

— Зато не в любом городе я могу быть с тобой. — Он наклонился еще ниже и, трогая мою кожу кончиками пальцев, провел языком по моему рту. Я оторвала голову от подушки и взяла его губы в свои. Когда он отпустил мои руки, я обняла его за шею и почувствовала, как синхронно стучат наши сердца. — Я решил, что хочу быть с тобой, и это было для меня совсем не сложно, — выдохнул Лукас. Он процеловал на моей шее извилистую дорожку от уха к плечу и в последний раз отстранился, чтобы поглядеть мне в глаза. — Это просто, Жаклин. Невероятно просто.