Просто Иван - [24]

   Все присутствующие на поляне красноармейцы, стоя на некотором удалении, внимательно смотрели на разложенные вещи и прислушивались к беседе старшины с неожиданно посуровевшим Непомнящим. Замолчал даже Марк, который одиноко сидел за спинами своих товарищей, потерянно смотрел на траву у своих ног и вытирал рукавом текущие ручьём слёзы. Может быть кто-то его за это осудит, однако не стоит зарекаться - слёзы бывает душат и тех, кто считает что он давно разучился плакать.

   А старшина, повинуясь своей выработанной жизнью привычке: - 'В хозяйстве всё пригодится а запас...‟. Сходил за своим вещмешком, поочерёдно поднял фляги; неспешно открывая крышки нюхал их содержимое и, плотно закрыв, прятал в недра заплечного мешка. Прихватив напоследок бинты и запасные портянки, он посмотрел на Якова.

  - Кузнецов, берёшь харч и отвечаешь за его сохранность головой. Патроны и ППД берёт на хранение Полторабатько. Гранаты и прочие имущество разберём меж собой.

  - И делаем это как можно быстрее. - До неузнаваемости изменившимся голосом заговорил Иван, вешая через плечо планшет, ранее принадлежащий лейтенанту: впрочем против этого никто не возмутился. - Неизвестно какие гости припрутся на выстрелы. Гончаров и Семченко, несёте лейтенанта, как отойдём на некоторое расстояние отсюда - похороним. С километр идём на северо-запад, прём как испуганные лоси - следим так чтобы даже слепой нашёл как мы отсюда драпали. Затем немного вернёмся и уже нежно, не оставляя ненужных отметин, направляемся на восток. Всем всё ясно?

   И снова никто не возражал.

  Глава 8

   Пауль Кальбель двадцати трёх летний, белокурый баварец с идеальным черепом и чертами лица, лежал вместе со своими людьми в засаде, и ругал на чём стоит свет Русских дикарей. Те никак не желали воевать по правилам - цивилизованно, этих азиатов: не желающих капитулировать даже в самой безнадёжной ситуации и совершающих бессмысленные самоубийственные атаки на доблестных солдат вермахта. Нет. Среди них было немало сдавшихся на милость победителя: встречались даже те, кто капитулировал не сделав не единого выстрела - этих недолюдей оберлейтенант попросту презирал; а упрямых, безумных фанатиков Сталина, ненавидел всеми фибрами своей истинно арийской души. Заодно офицер ругал последними словами местных назойливых комаров, которые мерзко пища, вились вокруг него и тщетно норовили прелесть под противомоскитную сетку закрывающую его лицо.

   Он снова вспоминал дорогу, по которой его охранная рота, откомандированная от двести восемьдесят шестой охранной дивизии, ехала к местечку со странным, тяжело произносимым названием Барановичи. Дорога казалась скучной и нескончаемой, единственным развлечением было наблюдать как длинными колоннами конвоировали грязных, оборванных, наспех перебинтованных военнопленных. Весельчак, балагур и вечно голодный унтерфельтфебель Гальдер, от нечего делать кинул по одной такой колоне обглоданную им кость, которую он до этого жадно смаковал - даже после погрузки в машину. Это были остатки порося которого они реквизировали у хозяев чисто выбеленной хаты, где они сегодня останавливались на ночёвку. Солдатам было смешно, когда после броска - кость ударила русского солдата по голове и эти псы сцепились друг с другом за обладание этим объедком⁷: а доблестные конвоиры - для наведения порядка стали от души охаживать этот скот прикладами. Однако избиваемые пленные Иваны исчезли в облаках дорожной пыли, и словесные остроты, отпускаемые по этому поводу очень быстро надоели, да быстро сошли на нет.

   Также вспомнилось и то, как через два часа после этого инцидента, были обстреляны обе машины идущие впереди. К великому прискорбью, от пулемётного огня аборигенов в них погибло, и было ранено немало воинов вермахта, а бандиты, подло, исподтишка напавшие на колонну, бесследно растворились в лесном массиве. Одно слово - дикари и повадки у них звериные.

   Леденящий душу страх появился немного позже: когда утихла стрельба, и Пауль вместе с товарищами по оружию вылез из кювета, где они пережидали внезапно начавшийся обстрел. Немного пройдя вдоль дороги, они увидели, что возле переднего колеса подбитого бронетранспортёра Sd Kfz 251, лежал черноволосый, молодой унтер-офицер, убитый точным попаданием пули в висок. Его остекленевший взгляд смотрел в пустоту, и сквозь корчившегося от боли обер-ефрейтора. Раненный бедолага выгибался всем телом, истошно выл, а разорванное на спине обмундирование было чем-то густо перемазано.

   Когда Пауль и Гюнтер прижали ефрейтора - зафиксировав его, дабы медик мог его осмотреть и оказать первую помощь: то испытал настоящий шок, а задравший куртку раненого санитар, грязно выругался и, продолжая цедить сквозь зубы проклятья, приступил к обработке страшной раны, она глубокой бороздой пролегала почти через всю спину воина. Прошедшая по касательной пуля оставила ужасный след: она как консервным ножом вскрыла кожу и пропахала мягкие ткани - до самых костей. За всем этим наблюдал сидевший на корточках панцершутце⁸: его подбородок сильно дрожал, бледное как мел лицо было скованно маской ужаса.