Прости за любовь - [2]

– С чего это вы?.. – попыталась отбиться Лена.

Тайка скривилась:

– Я-то ничего – все на твоей роже написано.

Лена хотела послать Тайку, но прикусила язык, потому как Тайка была не только старшей машинисткой – она была особой неприкасаемой. Вещи на ней были не из центрального универмага – одни сапоги на черном рынке тянули на двести рублей, а их у нее было шесть пар. Дубленка за полторы тысячи, сумки разные. Это при зарплате в сто десять рубликов. А уж платья и костюмы! Они были предметом всеобщей зависти. Надо учесть, что ей завидовали работницы обкома, допущенные до номенклатурной кормушки, а не нищие инженеры какого-нибудь НИИ «Промстройтяпка». У нее была двухкомнатная квартира в сталинке в начале Московского проспекта, каждый год она ездила то в Сочи, то за границу, то в круиз. Как вернется – месяц рот не закрывает, рассказывает, но это не мешало работе: Тайка умела одновременно говорить и печатать, не делая при этом ни одной ошибки. На «Адмирале Нахимове», который потом трагически ушел под воду, она подружилась с Гомиашвили, актером кино, он играл Остапа Бендера, и очень этим гордилась, потому что товарищ Бендер подкатил к ней со словами, что она самая элегантная женщина не только на судне, но и вообще… Тут Тайка делала паузу – мол, сами догадывайтесь, что было дальше.

На какие шиши все это покупалось? Мужа у нее не было, родители – рабочие тракторного завода. А вот на такие – Тайка была обкомовской проституткой. Она ублажала в гостиницах киевское начальство и разнокалиберных инструкторов. Они дарили ей вещи и боны, на которые можно было отовариться в «Березке». И еще за такую тяжелую работу она получала деньги от одного мерзкого типа, второго помощника первого секретаря – много лет спустя его нечаянно подстрелили на охоте. Работа действительно была тяжелой. Тайка, конечно, не распространялась об этом, Лена все знала от мамы, а мама – от папы, обкомовского работника. Тайка была не одна – при обкоме состоял целый штат таких дамочек, но она была лучшей, и ее запрашивали самые важные гости.

После слов Тайки Лена покурила в туалете – тогда она еще могла себе это позволить, – послонялась по коридорам и решила вечером поговорить с мамой. Потому что без Димы не видела смысла в жизни. Мама попросила тайм-аут для разведки.

Через неделю мама сказала, что Дима перспективный, и они пошли к Хованским в гости. Не просто так – была веская причина: Тамара Николаевна и Лариса Алексеевна закончили мединститут ровно двадцать пять лет назад.

Через год Лена и Дима поженились – это было самым счастливым событием в ее жизни. А потом было всякое. Нет, он не изменял ей – если бы изменял, она бы убила его. А потом себя. Невыносимая мука вот так любить: чем дальше, тем мучительнее, но даже если бы она с самого начала знала, через что пройдет, все равно не отказалась бы от своей любви. Ни за какие земные блага. Как можно отказаться от наслаждения слышать его голос, прижиматься носом к ложбинке над ключицей, вдыхать его запах, целовать плечи? Смотреть, как он в задумчивости поглаживает висок, как пьет, ест. Особенно когда голоден, когда откусывает большие куски и проглатывает почти целиком. А потом ляжет на диван и сразу засыпает. А она садится поблизости и смотрит, смотрит… У него красивое тело, сильные руки. С годами он становится все более привлекательным, а она… Нет, не становится. Но Дима говорит, что сейчас она лучше, чем когда они впервые встретились. Любимый врунишка… Когда он рядом, она млеет оттого, что он рядом, пусть даже его мысли где-то – ей больше ничего не нужно, ведь она больна самой сладкой болезнью во вселенной – любовью. Да-да, любовь – это болезнь, она приравнивается к наркомании и алкоголизму, у нее даже есть свой шифр в международном классификаторе болезней F63.9. Лена верит в магию чисел, вот и тут она сложила цифры: 6+3+9, получила 18. А что такое восемнадцать? Три раза по шесть, 666… Она больна дьявольской болезнью. Это правда.

Лена повесила плащ в шкаф и прижала ладонь к еще маленькому животу. Дима далеко, но его частичка зреет в ней. Это счастье…

И горько заплакала.

* * *

Мало кто любит февраль. Вот март – это другое дело. А если начистоту, то после января должен быть март.

Февраль любить не за что: серый, грязный, морозный. Не месяц, а сущее наказание. Под ногами коварный лед, над головой такие же коварные сосульки – все время чувствуешь себя беспомощной мишенью. Все проклинаешь, увидев в «Синоптике» веселенькую фразу: «Долгожданный февральский морозец…» Ложь! Никто его не ждал. Из-за него столько страданий! Окоченевшие колени, пальцы, красный нос с каплей на кончике, обувь, покрытая белыми разводами. Эти разводы остаются навсегда! Холод настолько влажный, что не спасает даже суперпуховик. К концу месяца так устаешь от непогоды, что нет сил ни на работу, ни на вечеринки, ни на шопинг. Не хочется высовывать нос не только на улицу, но из-под одеяла тоже. Не нравится тот, кого видишь в зеркале. Все валится из рук, даже руль автомобиля.

Скорее всего, День влюбленных празднуют для того, чтобы хоть как-то оправдать существование этого нелепого месяца, в котором даже количество дней непостоянно. Ну, и еще чтоб вытрясти денежки из окоченевших влюбленных – окоченевших не душами, а телом. С первого февраля магазины устраивают скидки, подтягивая ко Дню влюбленных еще и женский праздник, но покупателей все равно раз-два и обчелся – не всем по карману даже со скидками. В основном в магазины заглядывают озябшие. Погреться и заодно поглазеть. В восемь утра темно, приполз с работы – темно. Даже котов во дворе нет – они не дураки, сидят в подвалах на трубах отопления, марта ждут. Вот первого марта все будет иначе, даже если мороз. Не важно. На календаре март – и точка! И этот, в зеркале, так улыбается! А чего не улыбаться – весна!