Прости меня - [58]

– Я не могу сейчас шутить. Я готова тебя убить, черт возьми, за твою глупость.

– Ты знаешь… это совсем не похоже на крепкие объятия и даже не похоже на «спасибо». Вот так и совершай добрые поступки.

Она, обессиленная, садится на кровать и роняет голову на руки. Раскачивается из стороны в сторону. Ей нужно вспомнить. Это бесполезно. Да, наверное, и не так уж важно. Он садится рядом с ней. Ей кажется, она помнит, что в клинике они сидели вот так же рядом, и она была счастлива, что уже очень скоро он исцелится. Она не помнит, что было в клинике. Но помнит, как они ехали по навигатору, и как она уже тогда решила, что хочет, чтобы он жил. И пожалела о том, что согласилась на этот план. Каким образом тогда вышло так, что она получила эту вакцину и план сработал? Неужели она все же на него надавила, неужели ее брат убедил ее в том, что это лучший вариант? Она не могла. Она ведь так хотела, чтобы Константин жил.

– Это не добрый поступок, Константин. Это самый глупый поступок из всех, какие я вообще видела. И в жизни, и даже в кино и в книгах.

– То есть я твой герой?

– Я готова тебя убить.

Он обнимает ее пылко и прижимает к себе. Она лишь упрямо шепчет, что он не должен был. Так было нельзя. Он целует ее в висок.

– Мне нужно позвонить.

Она высвобождается из его объятий, берет свой телефон. Собирается выйти, но резко возвращается к нему. Прижимается щекой к его щеке. Шепчет:

– Спасибо.

И вихрем вылетает из комнаты, не в силах смотреть ему в глаза.

50

– Валерия, сестренка.

Голос Алекса звучит непривычно мрачным и растерянным. Ее даже пугает этот его тон. Она определяет за секунду, если он выпил. Алекс практически никогда не пил. Не из принципа, он просто никогда толком не умел пить. По нему было сразу видно, если он даже просто сделал глоток вина. А если он пил больше, то, как говорила сама Валерия, он становился очень чудным. Поэтому он старался не злоупотреблять алкоголем и отшучивался, что ему достаточно вдохнуть пары, как он уже ощущает себя пьяным. Сейчас она слышит по голосу, что он выпил. Не глоток. Он пока еще не пьян вдрызг, но уже забавно растягивает слова.

– Ты выпил, Алекс?

Она звучит устало. У нее ведь такие хорошие новости, но почему-то они сейчас не кажутся ей чем-то важным, и она даже не хочет говорить об этом Алексу. Он должен быть рад, что его план сработал. Но она не может найти в себе сил обрадовать его. Потому что она сама совершенно не рада.

– Я иногда могу выпить. Как ты себя чувствуешь, родная? Как прошла его операция? Я рассказал о нашем плане Вере. Помнишь, я тебе про нее рассказывал. Я рассказал о том, что мы с тобой хотели сделать.

– Алекс…

– Да, я знаю. Я хотел. Она сказала, что я монстр и чудовище, что я хотел убить человека. Наверное, она права? Как ты думаешь? Да, конечно, ты так думаешь. Ты ведь все испортила. Ты ведь влюбилась в этого Константина, ты разрушила наш план.

Он вроде бы ее отчитывает, но, конечно, в его тоне и словах нет ни капли злости или раздражения. Только усталость. Он и отчитывает ее так просто. Наверное, потому что думает, что так надо. Он смотрит на полупустую бутылку виски и берет в руку стакан. На дне еще плещется этот неприятный напиток. Он смотрит внутрь стакана, как будто бы хочет погадать на гуще виски. Смешно звучит, забавно.

– Если бы ты все сделала так, как нужно, то у меня была бы работа. Возможно, у меня была бы женщина, которая меня вдохновляет. У меня была бы ты, и у нас была бы впереди целая жизнь. Но ты все разрушила. Теперь у меня не будет больше работы. У меня не будет больше свободы. Потому что у меня сдали нервы из-за твоего предательства. Из-за твоей трусости и того, что ты предала наш с тобой план, потому что влюбилась в этого баловня судьбы. У меня сдали нервы, и я признался во всем той женщине, которая могла бы меня вдохновлять. А она сдаст меня начальству, а те властям. Я нарушил закон. И меня будут судить. У меня не будет ни работы. Ни женщины. И меня никто не сможет навестить в тюрьме. Потому что родители будут в ужасе, а ты… а ты умрешь, сестренка. Зато твой Константин будет жить.

– Алекс, послушай.

– Знаешь, что радует? Что изобретения Алекса, эти его чертовы турникеты, теперь не будут пускать его никуда. Они будут пищать, оповещая всех, что идет нищий, который пытается прорваться к богеме.

Представляешь. Он их создатель. Он создал это дьявольски унижающее приспособление. И теперь оно обернется против него.

Валерия прикрывает глаза. Такого отчаяния в голосе своего брата она не слышала давно. Ей даже становится страшно. Она совсем не хочет говорить ему о том, что произошло. Они оба заварили эту кашу. Хотя ей очень хочется винить только его одного. Но она понимает, что нельзя больше прятаться в кусты.

– Я скоро вернусь. И мы что-нибудь придумаем. Пожалуйста, перестань пить. Отсидись дома. Не приходи в лабораторию. Пусть все утрясется.

– Все разрушено, сестренка.

– Пожалуйста, дождись меня.

Она слышит молчание в ответ, но почему-то уверена, что Алекс ее послушается. Да, он был у них мозгом. Но он все же был ее младшим братом, и когда было нужно, он ее слушался. А сейчас тот самый момент.