Прости, и я прощу - [17]

Прошло минут десять. Катя так и не нашла в себе сил сдвинуться с места. Решила ждать, когда Сидоров покинет, наконец, свое убежище. И тогда они поговорят, прояснят ситуацию. Она должна ему все рассказать о прошлом, о том, почему в ее жизни появился Ковальский. А Юра разберется с настоящим — Катерина не будет задавать ему никаких вопросов, тем более главного, про рыжую. Она будет его ждать, сколько потребуется. Она просто будет рядом.

Стеклянная дверь резко распахнулась, и Сидоров покинул свое убежище. Катя было обрадовалась, затрепетала от предвкушения счастья — вот он, победный миг, она вернула свою пропажу. Пусть еще не до конца, пусть на пути в светлое будущее пока что имелись помехи в виде жены и сына, но ведь она уже встала на заветную дорожку, ведущую в рай. Однако Юра почему-то был одет в короткую светло-коричневую дубленку, и в Катиной голове тут же мелькнуло: должно быть, специально подбирал, чтобы выглядеть в тон своей рыжей.

Увидев Катерину, Юра словно наткнулся на невидимое препятствие: резко остановился, брови его хмуро сошлись на переносице, и он снова стал Сидоровым-начальником, строгим и таким неприятным. У Кати похолодело внутри: что с ним, почему он снова стал чужим? Ведь всего два часа назад все было иначе.

Его растерянность длилась лишь несколько секунд. Юра очень быстро взял себя в руки. То ли кашлянул, то ли снова крякнул, но в этом звуке Кате почудилось недовольство. Размашистым шагом подошел к ее столу, воззрился на нее отчужденно:

— Ты… Извини, я спешу. Мебель должны привезти, жена сама не справится с грузчиками. Я даже до метро тебя не могу подбросить — мне в другую сторону.

Катя опешила. Не такого разговора она ожидала. Почувствовала, как к щекам прилила кровь, и резко опустила голову — не хватало, чтобы он увидел, как она покраснела. Хотелось, чтобы он скорее ушел, но Сидоров почему-то все стоял и стоял над душой, а ведь сказал, что спешит.

— У меня действительно мало времени, — подтвердил он ее мысли. — Извини, Катя. Я должен закрыть офис.

Ах, да, вот чего он ждал. Его вовсе не интересовала ее реакция, он просто не мог уйти первым. Ну что ж, все предельно ясно. Вот теперь не осталось никаких вопросов. Катерина встала, быстро накинула дубленку, схватила сумку, шарф, и покинула помещение. Сидоров незамедлительно проследовал за нею, закрыл дверь, и, бросив нейтральное "До завтра", быстрыми шагами проследовал к лестнице. А Катя все возилась с шарфом, с непослушными слишком крупными пуговицами дубленки…

Ее разочарование было сродни беде. Той, первой беде, когда в день свадьбы с Ковальским она узнала об отъезде Сидорова в Москву и поняла, что он не украдет ее перед загсом на глазах у приглашенных, не помешает выйти замуж за нелюбимого. Он снова ее бросил. На сей раз не в объятия постороннего мужчины, но от этого не менее вероломно. После того, что произошло в его кабинете, после жарких поцелуев, когда она, распаленная ласками, не могла уже думать ни о чем, кроме продолжения, настоящей близости, не ограничивающейся страстными прикосновениями друг к другу, реальность оказалась слишком жестокой.

Катерина была убеждена, что когда они с Сидоровым окажутся вдвоем в огромном офисе, с него окончательно слетит начальническая спесь, и он опять станет самим собою. Она предполагала, что он, забыв о необходимости запереть входную дверь тем самым подвергая их обоих риску оказаться застигнутыми врасплох уборщицей или еще кем бы то ни было, набросится на нее прямо там же, в Катином рабочем закутке, отделенном от других столов невысокими стеклянными перегородками. В своих планах она рисовала, как остановит его в самый ответственный момент, когда Юра будет уже распален предварительными ласками до предела, скажет: "Милый, негоже заниматься этим на рабочем месте, давай поедем ко мне — там нам никто не помешает, и уж на кровати нам будет куда удобнее, чем на жестком столе". Но перед тем как ехать к ней домой, они непременно заедут поужинать в какой-нибудь уютный ресторанчик с негромкой музыкой, и там будут сидеть долго-долго, взявшись за руки и не отводя друг от друга влюбленного взора…

Вместо этого домой ей пришлось ехать голодной и в переполненном транспорте. Но это как раз было далеко не самым страшным. Куда хуже оказалось то, что Катины мечты разбились вдребезги, и она снова осталась одна, не пробыв для разнообразия счастливой хотя бы дня. Сидоров подарил ей лишь два часа надежды.

Что же произошло за те два часа, когда Юра оставался один в своем кабинете? Что случилось там, за закрытыми жалюзи? Ведь когда Катя покидала его кабинет, это был тот, прежний, на сто процентов ее Юра. Он ласкал ее с такою страстью, целовал так ненасытно, казалось, они уже не смогут расстаться и на миг. А через два часа из кабинета вышел совершенно другой Сидоров, холодный и расчетливый. Чужой Сидоров. Чужой. Потому что ее Юра не мог спешить на помощь рыжей, его могла волновать лишь одна женщина на всем белом свете — Катерина.

Кусок не лез в глотку. В желудке урчало от голода, но есть Катя не могла. Как не могла и смотреть телевизор, читать рекомендованную Светкой новомодную книжку про гламурную рублевскую жизнь. Какой гламур, какая Рублевка, когда рушится все кругом, когда прахом пошли все надежды на счастье? Ей хотелось плакать, но слезы упорно не желали появляться. Вместо глаз плакало сердце. А оно плачет куда больнее, кровью…