Простая правда - [71]

– О да. – Судья подняла лист бумаги, окантованный по краям бутончиками роз, – бумаги для пузырьково-струйного принтера, которой, очевидно, воспользовалась Леда для распечатки файла с диска Элли. – Должна признаться, это самое симпатичное из всех полученных мной ходатайств.

Элли молча застонала:

– Прошу прощения за это, Ваша честь. В настоящее время мои рабочие условия… далеки от идеальных. – В ответ на смешок Джорджа она решительно повернулась к судье. – Мне надо, чтобы штат заплатил за оценку, прежде чем я пошлю уведомление.

– Ну уж, – сказал Джордж, – если у тебя будет судебный психиатр, то и у меня пусть будет. Я хочу, чтобы в штате составили представление об этой девушке.

– Зачем? Я просто прошу денег для оплаты психиатра, чтобы вынести суждение о том, как защищать мою клиентку. Я еще не говорила, что буду проводить защиту по линии невменяемости. Сейчас я говорю лишь, что я адвокат, а не психиатр. Если я остановлюсь на защите по линии невменяемости, то просмотрю отчеты и ты сможешь назначить своего психиатра, который осмотрит мою клиентку, но на данном этапе я не разрешу, чтобы ее осматривал психиатр штата, пока не заявлю об этой защите.

– Можете взять себе психиатра, – сказала судья. – Сколько вам потребуется?

Элли мучительно пыталась вспомнить типичный гонорар:

– От тысячи двухсот до двух тысяч.

– Хорошо. Считайте, что вас профинансировали на две тысячи. Если намечаются другие ходатайства, я хочу получить их в течение тридцати дней. Заключительное предварительное слушание состоится через шесть недель. Вам обоим хватит этого времени? – Элли и Джордж одобрительно замычали, и судья встала. – Прошу меня извинить, мне надо в суд.

Она прошелестела мимо, оставив их одних в совещательной комнате.

Элли сложила свои бумаги, а Джордж щелкнул ручкой и засунул ее в карман пиджака.

– Ну что, – ухмыляясь, произнес он. – Как проходит дойка?

– Тебе лучше знать, мальчик с фермы.

– Я, может быть, и сельский юрист, Элли, но получил степень в Филадельфии, как и ты.

Элли встала:

– Джордж, окажи мне услугу – исчезни. За последние несколько недель я видела порядочно лошадиных задниц.

Рассмеявшись, Джордж взял свой портфель и открыл дверь для Элли:

– Будь у меня такое же дерьмовое дело, думаю, я тоже был бы в паршивом настроении.

Элли прошла мимо него.

– Не думай, – ответила она. – Ты точно ошибаешься.

Куп попросил Кэти рассказать ему о днях, предшествующих родам, надеясь расшевелить ее память, хотя через час больших сдвигов не наметилось. Он подался вперед:

– Значит, ты занималась стиркой. Расскажи, что ты почувствовала, когда наклонилась к корзине с мокрой одеждой.

Кэти закрыла глаза:

– Мне стало хорошо. Прохладно. Я взяла одну из папиных рубашек и приложила ее к лицу, потому что мне было так жарко.

– Тяжело было наклоняться?

– Болела поясница, – нахмурилась она. – Я почувствовала спазм, как это бывает перед месячными.

– А давно у тебя были перед тем месячные?

– Давно, – призналась Кэти. – Я подумала об этом, когда развешивала свои панталоны.

– Ты ведь знала, что пропущенные месячные – это признак беременности, – мягко произнес Куп.

– Да, но у меня и раньше бывали задержки. – Кэти теребила край фартука. – Я твердила себе об этом.

– Почему? – прищурил глаза Куп.

– Потому что… потому что я…

Лицо Кэти исказилось и покраснело.

– Расскажи, – настаивал он.

– Когда я в первый раз пропустила месячные, – начала Кэти, по щекам которой струились слезы, – я велела себе не волноваться. И потом я на некоторое время перестала волноваться. Но я так уставала, что после ужина меня сильно клонило в сон. А когда я надевала фартук, то приходилось перекалывать булавки на новое место. – Она судорожно вздохнула. – Я подумала… подумала, что, может быть, я… но я не так располнела, как мама с Ханной. – Она поднесла руки к животу. – Это была ерунда.

– Ты чувствовала иногда, что у тебя внутри что-то движется? Толкается?

Кэти очень долго молчала, и Куп уже собирался задать другой вопрос. Потом вдруг послышался ее тихий печальный голос.

– Иногда, – призналась она, – он будил меня ночью.

Куп приподнял ее подбородок, принуждая посмотреть ему в глаза:

– Кэти, в тот день, когда ты развешивала одежду, когда у тебя сильно болела поясница, что ты подумала?

Она посмотрела на свои колени.

– Что я беременна, – выдохнула она.

Ее признание успокоило Купа.

– Ты сказала матери?

– Не смогла.

– Сказала кому-нибудь?

Кэти покачала головой:

– Господу. Я просила Его помочь мне.

– В какое время той ночью ты проснулась от схваток?

– Я не просыпалась.

– Ладно, – сказал Куп. – Тогда во сколько ты пошла в коровник?

– Я не ходила.

Он потер переносицу:

– Кэти, ты знала, что беременна, когда легла спать тем вечером.

– Да.

– А на следующее утро ты считала себя беременной?

– Нет, – ответила Кэти. – Все прошло. Я вдруг это поняла.

– Тогда с ночи до следующего утра должно было что-то произойти. Что произошло?

Кэти силилась сдержать новые слезы:

– Господь внял моим молитвам.

По молчаливому соглашению ни Элли, ни Куп не вспоминали о фиаско в его квартире, случившемся несколько дней назад. Они были коллегами, воспитанными и профессиональными, и, слушая, как Куп рассказывает о своих сеансах с Кэти, Элли старалась отогнать от себя мысли о том, что чего-то недостает.