Прошу, позволь тебя ненавидеть - [13]

Медленно он кладет телефон в карман и готовится к атаке.

— Тамара мне говорила, что ты кардинально изменила стиль, — сказал он с колкостью. — Но, конечно же, такого я не представлял.

Я действительно надеялась поразить его, имея хотя бы психологическое преимущество перед ним, но его секретарь все разболтала сразу же шефу. Итак, прощай эффект неожиданности.

— Женщины часто меняют прически, что здесь странного?

— Ты никогда этого не делала, — просто обрывает он, предотвращая всякие возражения.

— Ну, вот сейчас я это сделала, и никто не говорит, что в будущем я снова этого не сделаю. Я думала — в рыжий. Или существует какое-то правило, которое приписывает мне всегда быть одинаковой? — спрашиваю с сарказмом.

— Твоя проблема в том, что, не смотря на внешнее изменение, внутри ты осталась такой же. И это твоя драма, ты не можешь от нее сбежать, — отвечает Йен с тоном знатока.

— Ты никогда не думал о том, что я не хочу бежать от того, кто я есть? — спрашиваю его раздраженно.

— Ты возможно и не хочешь, а вот твои женихи определенно хотят сбежать, вот как, — парирует он.

Перед концом дня у меня будет маленький взрыв в голове.

И сейчас, если я заеду ему в нос во второй раз, скажите, кто меня осудит? Его словесные удары не являются ли в свою очередь коварными?

— Ха-ха, — сказал мужчина, который не помнит даже имени женщины, с которой он провел прошлую ночь. — Это всего лишь поздравления, — отвечаю ему в тон. — Ты уже придумал решение? Будешь называть всех общим словом «сокровище»? В таком случае избежишь риска перепутать их. Ошибиться именем — это так вульгарно, ты же, наоборот, стараешься быть лордом, не так ли? — провоцирую его.

Выражение лица Йена внезапно становится ужасно злым. Уязвленное и загубленное. Несколько секунд мы смотрим друг на друга с явной неприязнью. Затем я решаю оставить все это и перейти к любезностям.

— Если мы закончили с обменом любезностями, что ты скажешь о работе? — спрашиваю, сидя с его стороны и изучая дело презентации пятницы. Но мне не хватило времени достать даже лист, когда слышу, как он приближается.

— Прежде чем начать, есть один момент, который я хотел бы уточнить, — говорит Йен на полном серьезе.

Мое молчание — явный знак того, что он может продолжать.

— Такие люди, как Беверли, привыкли решать дела в традиционной манере. Это вопрос отношений, а не решений. У тебя могут быть самые лучшие идеи в мире, но, то, что ты готовишь для него — это как подача блюда. Он заказал, ты приготовила. Этот человек привык всегда побеждать, и он ожидает, что так и будет. Если он предлагает что-либо, то только потому, чтобы это было исполнено, а не потому, что ему это кто-то посоветовал. У тебя никогда не должны возникать сомнения, что его подведет интуиция.

Я смотрю на Йена, чтобы понять, действительно ли он верит в то, что говорит. Его ужасно голубые глаза говорят мне, что в этот раз он не шутит.

— Тогда я не понимаю, за что он платит. Если он может все сам...

Йен всегда очень быстро выходит из себя.

— Не будь глупой, ты же прекрасно знаешь, как все происходит. Весь секрет в том, чтобы подсказать идею, которую он позже презентует как свою. Нам всего лишь нужно положить идею ему в голову.

— Ты сейчас шутишь, правда же? Я не собираюсь потакать мании величия какого-то старика-сноба! — выкрикиваю нервно.

Йен тяжело дышит.

— Мы всегда падаем на этом моменте, не так ли? Для тебя речь идет всего лишь о борьбе классов! — обвиняет он меня.

Со злостью убираю прядь волос, которая продолжает падать мне на лицо.

— Речь не идет о классах, речь идет о простой воспитанности: если ты платишь эксперту, то для того, чтобы получить его совет. Если ты способен сам решить свои проблемы, не нужно искать помощи! — пылко объясняю я.

— Хорошо, значит, сделаем так. Я предлагаю некоторый период наблюдений, во время которого сможем здраво оценить Беверли и его манеру действовать, а потом поговорим об этом фундаментальном вопросе. Так как все решения, которые мы сможем найти, не будут ничего значить, если мы не будем знать, как правильно их представить.

— Не осмеливайся внушить мне, что я не знаю свою работу! — приказываю ему.

— Я ничего не внушаю, это факт, что у тебя чуткость, как у носорога!

— У меня? Что же тогда можно сказать о тебе? Чёрт подери! Ты просто олицетворение понимания и чувственности! — опровергаю я в свою очередь, выступая угрожающе в его сторону.

— Но все же лучше тебя! В тот день, когда ты родилась, тебя вырезали из гранита!

— Ревнуешь к моему характеру? Достаточно было это просто сказать...

И кто знает, сколько мы продолжили бы ругаться, если бы Колин не вторгся в конференц-зал. По-видимому, вовремя.

— Кстати, я стучал в дверь, прежде чем войти. Но как вы меня услышите, если будете так кричать?

Колин действительно зол, это заметно по бешеному движению его ноздрей. В воздухе повисло напряжение и нервозность, которые исходили ни от меня и ни от Йена.

— У вас две минуты, чтобы выговориться и предстать счастливыми в моем офисе. И когда я говорю с улыбкой, то имею в виду, что хочу видеть у вас тридцать два зуба, когда вы будете идти по коридору, — грозно сказал он нам.