Прошу к нашему шалашу - [2]

Все эти книжки тепло были встречены читателями.

1970 год - юбилейный год для Виктора Афанасьевича: ему исполняется 70 лет со дня рождения.

Семьдесят лет - зрелый возраст. Но мы думаем, что из-под его пера выйдет еще не одна добрая книга.

Борис Мещеряков

ЛЕСНАЯ КНИГА

Сыновья охотника Якова Тимофеевича Векшина, Семен и Георгий, семь лет учились в школе и жили в интернате в большом таежном стойбище. И вот дети возвращались домой, плыли на лодке долбленке. Старший сын, Семен, сидел на корме с рулевым веслом, а младший, Георгий погодок, стоял в лодке и ловко гнал ее шестом вверх по течению. Старик-отец встречал пареньков на берегу реки Кипсия.

Еще издали увидев лодку в излучине реки, Яков Тимофеевич подумал: "Семен-то, однако, не утруждает себя. Большой ведь, поздоровше Гошки, а за руль сел. Уезжал - ленивый был, и опять ленивый едет... Посмотреть надо, какой из него лесовик получится!"

Утлая лодочка, точно стрела, врезалась в песчаную косу. Яков Тимофеевич подхватил ее за носовую часть и вытащил на берег вместе с детьми, с чемоданами и прочими пожитками.

Векшинский стан находится недалеко от берега. Большой деревянный дом с маленькими окнами стоит на высоком бугре, окруженный седыми елями, будто частоколом.

Расцеловав дорогих гостей, старый охотник в обе руки подхватил их вещи. Но Георгий тут же отобрал у него свой тяжелый чемодан и пошел рядом с отцом. Семен этого не сделал. Он пошел к дому налегке, чуть отстал, сорвал придорожную метличку и стал разжевывать ее сладкий желтоватый корешок.

После того как дети хорошо поели, отдохнули, Яков Тимофеевич поставил на стол в переднем углу тарелку с кедровыми орехами, позвал к себе парней:

- Орехи вот. Ешьте. Давно не ели... Как, однако, вам наука далась? Как жить станете?

Старший сын, круглолицый голубоглазый холеный подросток, не спеша раскрыл свой чемодан, наполненный книгами, достал свидетельство об окончании школы-семилетки, подал его отцу и сел на лавку за столом, приняв независимую, самодовольную позу. Яков Тимофеевич, держа в одной руке бумагу, а другой растирая поясницу, подошел к стене, снял с гвоздика очки с толстыми стеклами, приблизился к окну и стал внимательно читать документ, полученный Семеном.

- Так. Молодец! - сказал он, возвращая сыну свидетельство. - Все пятерки. Похвалить можно. Однако как насчет охоты? Насчет рыбной ловли? Одному-то мне плохо ведь. Глаза тупые стали. В ушах словно труха наложена. Векшины испокон веков зверя бьют, птицу стреляют, рыбу ловят. А Семен что будет делать?

- Охоте и рыболовству нас, отец, не учили, - с достоинством ответил сын. - Школа дает только общее образование. Политехнизация до нас еще не дошла. Однако скоро введут. Уж ружья какие-то привезли, мишени, ниток много - сети вязать.

- Мудреные слова у тебя, Семен. И куда теперь ты с этим, как говоришь, образованием?

Отец пристально из-под густых бровей посмотрел сыну в глаза.

- Отличникам учебы везде дорога открыта, отец. Можно на счетную работу, можно в библиотеку, в красный чум.

- Тебе, выходит, надо жить в большом стойбище?

- Меня уже звали в охотколхоз, в правление. И в аймачную библиотеку приглашали.

- Приглашали, Семен? О, приглашали, так это все равно что в гости, на почетное место. Ты им что сказал?

- С отцом, мол, надо посоветоваться, как так-то.

- Хорошо сказал, Семен, хорошо! Отцовский совет не путо, ноги не свяжет.

Старик прошелся по избе, приосанился.

- А ты, Гошка? Давай твой документ.

- А зачем его казать? - глянув на брата не то с усмешкой, не то с издевкой, сказал младший сын - вихрастый, веснушчатый, с бойкими карими глазами. - У меня пятерок мало. Даже одна тройка затесалась.

- Зачем тройка? Пошто тройка? - Отец покачал головой.

- Отвечаю так, медленно, слова трудно подбираю. Язык у меня, что ли, толстый...

- Виноват ли тут язык? - заметил Семен. - Утром не успеешь продрать глаза - бежишь на лыжах. После уроков на катке кружаешь. Вечером-то опять в техническом кабинете. Оно и некогда было пятерки получать.

- В пятерках не самая цель. Я везде поспевал, - огрызнулся Георгий. А ты вставал с книжкой и засыпал с книжкой. У тебя и в голове-то бумага. Пойдешь на охоту, попадешь под дождик - одни клочки от тебя останутся, как от промокашки.

Братья вскинули головы, как петухи, готовые кинуться в драку.

- Ладно, парни, - примиряюще сказал отец. - Для чего ссориться? Будем жить, будем глядеть.

Как и в прежние годы, во время школьных каникул старик Векшин не приневоливал своих детей к каким-либо занятиям. Он дал им полную волю. Пускай, дескать, пока отдохнут, наберутся сил, позреют, как брусника в бору, а затем уж пойдут в дело.

Семен целыми днями лежал с книгой в гамаке, растянутом между двумя елями за лужайкой, недалеко от дома. Под вечер, когда одолевали комары и мошка, он раскладывал возле гамака курево и дымом отгонял гнуса. В ненастную погоду валялся на кровати в избе и все читал, читал. Временами, отложив книгу, он отдавался мечтам. Весь мир, каким он представлял его по книгам, был у него точно на ладони: большой, огромный и понятный. И вот только окрестности вокруг отцовского охотничьего стана были для него действительно тайгой, темным лесом. Он знал, что влево от дома течет речка Кипсия, вправо, километрах в пятнадцати, - ее приток Виляй. На стыке этих рек, несущих воду на север, находится большое охотничье стойбище Глухариное. На юго-западе лежит цепь высоких Каменных гор, то белых, то синих - в зависимости от погоды. Главная жизнь, казалось Семену, проходит за этими горами. Там и солнце-то не такое: оно намного больше, теплее, ласковее. Да и звезды совсем другие: здесь мелкие, как горошины, а там крупные, как лимоны, как апельсины. Там и люди - не чета здешним: они лучше, красивее, у них все хорошо, все прекрасно. А тут, в треугольнике между двумя реками и скалистым хребтом, люди какие-то неуклюжие, все равно что медведи, и не знают они настоящего счастья, настоящей радости. И что это за жизнь? Раскусишь - так не малина, не морошка, а клюква.