Прошлое - [25]

София вернулась на неделю раньше запланированного. «Знаешь, как-то неинтересно все оказалось. Слишком уж просто», — сказала она Римини по телефону. Ее речь была нарочито бодрой и при этом напряженной — так обычно говорят люди, которые хотят убедить самих себя в чем-то важном и испытывают доказательства на собеседнике. Естественно, они перенесли встречу на более ранний срок. Римини только собрался было предложить ей встретиться в другом месте, как София, не дав ему договорить, вдруг сообщила: «А я тебе кое-что привезла». При этом в ее голосе прозвучало такое отчаяние, что Римини не решился беспокоить ее никакими просьбами. Встретившись, они в первый момент с трудом узнали друг друга. София, с кругами под глазами и с герпесом на губе, изрядно искажавшим очертания ее рта, успела сильно загореть под чилийским солнцем. Этот зимний загар, похожий на загар горнолыжников, казалось, покрывал естественно бледную для этого времени года кожу слоем какого-то оранжевого театрального грима. Первые десять минут София в основном молчала и по большей части рассеянно рассматривала новую прическу Римини, не решаясь прикоснуться к его волосам. Наконец она протянула руку, но дрожащие пальцы слишком сильно выдали ее состояние, и ей пришлось вновь схватить и начать крутить в руках маленькую керамическую фигурку какого-то индейского божка, увешанного разноцветными ленточками и веревочками. Римини, сгорая от стыда, поведал Софии о том, как просил парикмахера постричь его «не слишком коротко» и как тот, мерзавец, сделал все по-своему, а он, Римини, отказался платить за работу и покинул поле боя победителем. Дослушав эту галиматью, София сунула ему прямо в руку свой подарок — с какой-то безнадежной решимостью, словно человек, поставивший все на карту и готовый в случае проигрыша уйти куда-нибудь в пустыню и стать отшельником. «Он у них там, в Чили, что-то вроде главного талисмана. Говорят — приносит удачу, — сказала она и вдруг, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. — Никогда, никогда больше, — повторяла она сквозь слезы, — я прошу тебя, умоляю, Римини, в следующий раз, когда я тебя попрошу… Не обманывай меня… Не бросай меня… Плевать, что мы с тобой… Не бросай меня. Господи, как же я измучилась. Да еще эта гадость на губах выскочила… Не смотри ты на меня, прошу».

Недельная поездка Софии превратилась в сплошной кошмар. Фриду все время мучили сильные боли, номер в гостинице у них был один на двоих, при этом с одной кроватью и к тому же — на третьем этаже без лифта. В остальных номерах — на всех пяти этажах, сверху донизу — жили приехавшие на соревнования кубинские волейболисты. Разумеется, эти ребята ложились спать никак не раньше половины пятого утра. Поначалу Фрида, наслушавшаяся сплетен, которые гуляли по Буэнос-Айресу, отказывалась есть местные рыбные блюда и морепродукты. «Эти чилийцы еще не знают, на кого напали. Что-что, а отравить меня им не удастся», — говорила она. Соответственно, питалась Фрида в основном картошкой. Она жирела, плохо спала, не давала спать Софии и отвратительно вела себя с учениками. Всего их было пятеро. На третий день двое отказались от участия в семинаре, представив в дирекцию центра, где проходило мероприятие, официальную жалобу на приглашенную преподавательницу, которую охарактеризовали как «профессиональную психопатку». Не усвоив этот урок, Фрида заставила одного из оставшихся студентов — юношу-эпилептика, говорившего едва слышно и при этом до обострения болезни успевшего стать звездой чилийского телевидения, — проделать от начала до конца упражнение под названием «перерождение»; по словам Софии, упражнение это давно уже было скомпрометировано и исключено из методик работы с особо возбудимыми студентами. В общем, у «погруженного в себя и рождающегося заново» студента начался настоящий приступ эпилепсии, с судорогами и конвульсиями. Пришлось вызывать «скорую» и везти его в больницу. На этом семинар был прерван. Образовавшимся выходным днем Фрида решила воспользоваться, чтобы съездить в горы; в тот же вечер София в первый раз почувствовала какой-то странный зуд на губах. Фрида, возбужденная и недовольная, восприняла начало болезни как проявление личной слабости ассистентки и набросилась на нее с упреками и обвинениями. Да разве это возможно, чтобы у ученицы Фриды Брайтенбах был такой слабый иммунитет? Более того, она даже пригрозила Софии, что если герпес и дальше будет развиваться и станет заметен внешне, то по возвращении в Буэнос-Айрес она переведет Софию в другую группу. Затем последовало заявление о том, что ей придется заново прослушать четвертый курс. А если понадобится — то и третий. В общем, в конце концов администрация решила не возобновлять семинар и оплатила Фриде лишь часы уже проведенных занятий; тогда Фрида, сославшись на «форс-мажорные обстоятельства», вычеркнула Софию из расходных статей бюджета командировки. В тот же вечер их выставили из гостиницы — после того, как тренер волейболистов подал на Фриду заявление в полицию. В присутствии двух весьма заинтересованно слушавших его карабинеров он в красках описал ночные скандалы, которые устраивала Фрида. Когда тренер видел ее в последний раз, она, по его словам, была похожа на чудовище — «шаталась, брызгала слюной, изрыгала проклятия на каком-то дьявольском языке». Суть же обвинения сводилась ни много ни мало к сексуальным домогательствам по отношению к его несовершеннолетним воспитанникам и угрозам причинения вреда здоровью путем нанесения ударов палкой в особенно темном лестничном пролете между вторым и третьим этажами. «Да, зря я не прислушалась к своей интуиции, — со вздохом сказала Фрида во время обратного перелета, заметив наконец, насколько София устала, и даже расщедрившись на то, чтобы ласково погладить ее по щеке. — Ты, девочка, еще слишком маленькая. Ты ведь не виновата в том, что оказалась не готова к получению жизненного опыта столь высокого уровня».