Прошел караван столетий - [24]

Габбу обо всем помнит и все знает. Теперь он должен решить, как лучше устроить побег. Он понимает, что жизнь его будет в опасности, опасности куда большей, чем грозила ему в цепях Асархаддона. Здесь, в рабстве, он был хорошим каменотесом, и никто из прислужников дворца не стал бы его убивать. Ассирийцы были прекрасными строителями и потому ценили умелых рабов. Они заставляли их работать до изнеможения, но не убивали. Так приказал сам Асархаддон.

Списки рабов хранились у царских писцов, и возле каждого имени было указано, что умеет делать раб. Когда женщины-рабыни рожали детей, их вносили в списки и следили за тем, чтобы начиная с пяти лет крошечный раб уже приносил пользу царю. Эти малыши, обреченные на вечное рабство, собирали небольшие камни в каменоломне, прислуживали в конюшне, на скотном дворе, в саду, были на побегушках. Они ютились в собачьих конурах и делили с собаками обглоданные кости. Нередко можно было увидеть смуглого, худого, как скелет, мальчугана, уснувшего на солнцепеке рядом с большой собакой. Правда, ему недолго можно было наслаждаться покоем: он мог подремать лишь до тех пор, пока не попадался на глаза царскому слуге или знатному воину. Пинком тяжелой ноги или ударом палки мальчугана поднимали и заставляли заняться делом. Тяжкой была доля раба, и все же рабы жили. И Габбу жил с ними, не умирал. А вот сейчас неизвестно, будет ли он жить. За побег раба наказывали мучительной смертью: одних сажали на кол, других привязывали к лошадям и разрывали на части. Габбу не знал, что ждет его впереди. Будет ли успешным побег, никто не мог знать.

Габбу готовился к побегу и в то же время работал вместе с Аплаем. В хижину старика их провожал служитель Шумукина, молодой уродливый ассириец с изрытым оспой лицом. Он всегда торопился и гнал их, как собак, чтобы шли быстрее.

Высокая стена отделяла хижины рабов от остального мира. После заката, когда рабы возвращались в свои убогие жилища, никто из них уже не мог попасть за пределы стены: охранники зорко следили за всеми.

Из этого двора еще никто ни разу не убежал.

В ночь накануне побега у Габбу было уже все готово. Он раздобыл себе железный нож, кирку и небольшой запас еды. Ему удалось повидать Рапага и сговориться с ним о встрече в белой пещере, которая находилась в овраге, где рабы добывали белый камень для построек. Овраг был на окраине города, недалеко от высокой стены, за которой были хижины рабов. Габбу рассчитал, что темной ночью ему, быть может, удастся проползти незамеченным от стены до оврага. Киммер решил скрыться днем и оставить свою повозку на дороге, у реки, чтобы подумали, будто он утонул. Рапаг был хитер: он даже задумал оставить на берегу свою старую рубаху.

Настал прощальный час для Габбу и Аплая. Габбу было тяжело покинуть старого, больного друга. Он знал, что им теперь никогда уже не встретиться, и не находил слов для утешения. Аплай долго молчал. Он думал о том, как будет скрывать бегство Габбу, как будет дни и ночи трудиться над статуей, так трудиться, чтобы жрец Шумукин верил, будто старику помогает молодой, здоровый раб. Старик думал о том, что не увидит больше славного каменотеса, который стал ему сыном в рабстве. Слеза блестела на его единственном глазу.

– У тебя сил не хватит… – говорил Габбу.

Он старался скрыть свое волнение. Габбу знал, что старик готов на любую жертву, только бы помочь ему бежать.

– Сил мало, а сколько есть – все отдам, – возразил Аплай. И его глаз вдруг сверкнул, как в далекой молодости. – Я всю жизнь хотел бежать, всю жизнь ненавидел эти цепи… и не смог. Может быть, тебе удастся?

– Как же я покину тебя? – взмолился Габбу. – Ведь ты мне отец!

– Я и люблю тебя, как отец. Я берег тебя, как отец, – шептал Аплай, сразу как-то осунувшись. – И все же ты покинешь меня. Я старый, немощный человек, я раб, а мысли у меня свободные. Они подобны вольной птице. Их не удержишь в цепях. Они не покоряются шакалам в облике царей. Они летят далеко, через горы, на родную землю. И ты пойдешь туда, в родные края… Я заклинаю тебя!..

– Я пойду, – с трудом прошептал Габбу. Ком застрял у него в горле, мешал ему говорить. Печаль сжала сердце. – Пойду и все сделаю!

– Скажешь кому надо об опасности. Пойдешь во дворец. Пусть войско урартов выйдет навстречу врагу, – наказывал Аплай. – Еще не забудь – разыщи моего Аблиукну, скажи, что и в рабстве отец молил богов о милости к сыну. Скажи, что Аплай умирал с мыслью о сыне, о родной земле…

В полночь друзья расстались, и Габбу, взяв свою корзинку, крадучись пополз к восточным воротам, где на страже стоял известный Габбу старый охранник. В дурную погоду он всегда прятался в подворотне.

Осенние тучи покрыли небо черной пеленой. Ветер гнет кроны деревьев, гудит где-то в ущелье, и гудение это эхом отдается в горах. Габбу ползет в темноте и прислушивается. В каждом шорохе ему слышатся тяжелые шаги. Самое главное – не попасть в руки охраннику. Страшно, если попадешь! Ничтожный раб, что ждет его? Тотчас же загудит медный котел и сбегутся воины Асархаддона с горящими факелами в руках. Прежде всего сожгут волосы и бороду. Потом изобьют и наденут колодки. Жизнь Габбу сократится тогда до нескольких часов. Его продержат только до рассвета, а потом – мучительная смерть. В эту минуту даже рабство покажется сладким сном. О, только бы не попасть в руки охраннику!