Прощеное воскресение - [47]

Очень быстро вокруг командующего встали приехавшие из Москвы врачи и медсестры, в том числе и те, которых только что привез с секретного аэродрома Ираклий Соломонович.

Как-то моментально, как умел он один, Горшков успел втиснуть Александру и Адама в самую середину кадра: Адама между Иваном Ивановичем и Папиковым, а Александру прямо под правую руку к командующему. Петров заулыбался: Александра была и статная, и лицом хороша, а орденские планки, попавшие в поле зрения командующего, значительно подкрепили ее облик. Планки были уж очень знатные.

— Дайте мне, а вы становитесь со своими, — взяв из рук Ираклия Соломоновича фотоаппарат, сказал Петров-младший.

— А вы? — благородно спросил Горшков, хотя сфотографироваться со своими ему очень хотелось.

— А я всегда успею.

Молодой подполковник сделал десяток кадров. Так возник этот важнейший документ в жизни Адама Домбровского.

Командующий поехал в Центральный парк, где была его штаб-квартира. Иван Иванович и Ираклий Соломонович остались в городе: медики прибывали из разных городов группа за группой. Папикову было назначено направляться в Северный, так тогда называлась местность к северу от Ашхабада. Там разворачивали самый оснащенный полевой госпиталь, в котором можно было делать серьезные операции.

Снова взяв Адама за руку, Александра подошла к Папикову и тихо сказала:

— Это мой муж, пропавший без вести. Возьмите его ассистентом, не пожалеете.

— Хорошо, — согласился Папиков, и так они снова стали единой командой.

В пустыне на севере от Ашхабада саперный батальон заканчивал работы по обустройству большого палаточного городка. На вторые сутки после гибельного землетрясения военная машина Туркестанского военного округа заработала на полную мощность. Ни в чем не было недостатка: ни в палатках разнообразного предназначения, ни в медикаментах, ни в медицинском оборудовании и инструментах, ни в одеялах, матрацах, белье, ни в продовольствии. Саперы даже умудрились найти три водные линзы на сравнительно небольшой глубине, пробурили три артезианские скважины и обеспечили главное условие комфортного существования людей в пустыне — изобилие питьевой воды. Брезентовые рукава водопроводов проложили по всему городку. А что касается всевозможных дизельных установок и прочей техники, то к середине дня 7 октября ее нагнали отовсюду предостаточно, так что и электричество было в поселке. И вода, и электричество, и умывальники, — всякая мелочь была предусмотрена и исполнена в лучшем виде. Саперный батальон был одним из самых подготовленных в инженерных войсках, поэтому фронтовиков и не демобилизовывали до сих пор. Учитывая множество случаев мародерства, в городе и окрестных поселениях особое внимание было обращено на должную охрану палаточного городка.

Условия работы для Папикова и его команды были очень хорошие. Приехав на место за город, они сразу приступили к делу.

— А ты права, Саша, — сказал Папиков, когда все они сидели, отдыхая после очередной операции, — ты права, — поудобнее умащиваясь на складном брезентовом стульчике, повторил он, — хороший у меня ассистент.

— Спасибо, — сказал Адам, и это было первое слово, которое он произнес.

— Сейчас девятнадцать ноль ноль, работаем еще одну операцию — и отбой, — сказал Папиков. — Для нас Ираклий позаботился об отдельных двухместных палатках.

Они вышли из операционной в двенадцатом часу ночи. Высокое темно-фиолетовое небо было усеяно острыми блестками таких ярких, таких лучистых звезд, какие только и увидишь в пустыне, хоть в Каракумах, хоть в Сахаре… Заливая округу призрачным зыбким полусветом, струился над головами Млечный путь, как дорога из вечности в вечность. По периметру палаточного городка и над местами общего пользования желтели точки электрического освещения, монотонно гудели дизели. Фронтовики-саперы остались спать до утра в своих палатках, чтобы со свежими силами направиться в город. Противогазы были при каждом из них, и это их обнадеживало.

— Вот ваша палатка, — показал Папиков Адаму и Александре. — Все, спим.

Они вошли в новенькую, терпко пахнущую брезентом, по-генеральски просторную, обустроенную палатку и закрыли за собой полог. Александра ни о чем не расспрашивала Адама, а он, в свою очередь, не задавал ей никаких вопросов. Не до разговоров им было. Живые, молодые, здоровые, наедине друг с другом. Близко. Ближе некуда. Оказывается, они, как были когда-то очень близкими, так и остались. Оказывается, и память сердца, и память тела ничего не забыли. А тех шести лет, что они прожили врозь, просто не было.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

О счастье мы всегда лишь вспоминаем…

И. А. Бунин

XX

Некоторые считали графиню Марию Александровну Мерзловскую слишком независимой, слишком удачливой, бесстрашной, одаренной многими талантами, наконец слишком правильной в том смысле, что за ней не прослеживалось никаких тайных пороков и даже просто житейских грешков, которые бы примирили с ней многих. К тому же она была красива, здорова, богата да еще и не кичилась ни тем, ни другим, ни третьим. Нет, это было уж слишком! Все это вместе взятое не могло не раздражать завистников, а в особенности завистниц. Ходили слухи, что за графиней стоят большие деньги какого-то таинственного покровителя, наверное, американца, поскольку местный ни разу не мелькнул ни в тунизийском, ни во французском круге ее общения, хотя и американский тоже не мелькал. Мелькал не мелькал, а молве нужно от чего-то отталкиваться, она закрепила за Марией Александровной американского покровителя, и все как бы сразу стало понятным и объяснимым, все не все, но, во всяком случае, многое в ее поведении. «Конечно, с таким американским дядюшкой…» — поджимая губы, судачили досужие дамы в окружении графини Мерзловской, и всем было легче от того, что они разгадали секрет ее успеха, из чего следовало, что будь у каждой из них такой же «американский дядюшка», то и они вознеслись бы никак не ниже русской графини.