Прощайте, серебристые дожди... - [14]

— А для чего здесь щетка? — недоумевал он.

Под шрифтом лежала банка с краской и какая-то металлическая штучка. Это была верстатка, назначения которой он не знал. Тут невольно потеряешь голову.

Провозившись больше часа, Азат совсем надумал было отказаться от своей затеи. «Мне ни за что не справиться с этой походной типографией», — говорил он себе. Но стоило ему вспомнить слова учителя, как снова азартно загорались его глаза: он, Азат, не хуже Данилы или Маринки. Он напечатает листовку. Разве не так?

И, складывая по алфавиту мешочки со шрифтом, Азат сказал себе: «Завтра еще раз вернусь сюда. На сегодня, пожалуй, хватит. Зато теперь я знаю, где какая буква лежит».

Из подвала он выбрался крадучись, словно вор. Вокруг стояла глубокая тишина, какая обычно наступает в селе перед рассветом.

Он осторожно обошел дом. Ему надо поторапливаться, если не хочет подвести самого себя. Даже самые отчаянные люди, когда это необходимо, бывают осторожными.

Уже сидя у изголовья больного, Азат, зажмурившись, чтобы лучше думалось, стал сочинять текст листовки. Это дело оказалось тоже нелегким. Почти до утра юный денщик — и он же юный подпольщик — ломал голову, отбрасывая и отказываясь от того, что легко приходило на ум.

Он еле дождался наступления следующей ночи. Нетерпение его росло с каждой минутой. То Азату казалось, что главный полицай в чем-то заподозрил его, то чудилось, что Одноглазый собирается расположиться на ночлег прямо в участке, а это вовсе не устраивало конспиратора.

Наконец Верзила заснул крепким сном, Одноглазый и главный полицай убрались к себе. Лучшей обстановки для подпольщика, собравшегося выпустить листовку, не придумаешь.

Пришло время спуститься в подвал, а текст листовки никак не получался. От злости хоть плачь! А без текста в тайной типографии нечего делать.

Наконец после долгих раздумий он решил составить самый короткий текст: «Наши войска освободили Харьков, очередь за Холминками!» Можно было бы сочинить что-нибудь и получше, но время не терпит. «На первый раз и так сойдет», — решил он.

Во вторую ночь Азат постиг еще одну истину: печатное дело — очень сложное дело. Вот они перед тобой все нужные буквы. А попробуй набери хоть одно-единственное слово! Только наберешь, оно тут же рассыпается.

Если бы знал, что металлические палочки с буквами можно собирать и закреплять на верстатке, дело у него пошло бы быстрее. Но наш самозванный наборщик набирал и складывал слова прямо на крышке чемодана.

Как только набрал первое слово, ему захотелось тут же получить отпечаток. Так не терпелось взглянуть на результаты своего труда!

В эту ночь Азата постигла вторая неудача. Вместо слова «наши» на бумагу легло ненужное слово «ишан».

Где же переродилось слово? В какой момент? «Неужели, — сообразил он, — надо набирать буквы справа налево, а не так, как пишешь, слева направо?»

После такого важного открытия Булка некстати стала проявлять большое нетерпение, она заскулила, словно почуяв чужого. Волей-неволей пришлось прервать работу и поспешно спрятать чемодан.

К счастью, тревога оказалась ложной.

Однако третья ночь едва не оказалась последней для юного конспиратора. Не успел он разложить свое хозяйство, как с улицы послышался шум немецких машин.

Сердце будто оборвалось. Азат не помнил, как сложил и спрятал походную типографию. Вдобавок ко всему, в спешке он чуть не устроил в подвале пожар.

К тому моменту, когда он вылез из подвала, в село полным-полно понаехало фашистов. Они уже рыскали по дворам в поисках продовольствия.

Наступил новый день, а он все еще был далек от цели… «Если сегодня ничего не получится — никогда не получится», — понял Азат.

Одноглазый первым покинул участок. А вот главный полицай, как назло, задерживался То он звонил по телефону, стараясь переправить Верзилу в больницу, то рылся в папках.

«Не нарочно ли он возится?» — вкралось сомнение. От отчаяния Азат готов был руки опустить. Так порою случается, наверно, у всех подпольщиков. Даже у взрослых.

В тот вечер все не ладилось. Азат никак не мог вспомнить, куда в прошлый раз в спешке сунул свечку. После долгих поисков огарок был обнаружен под нарами…

«Когда все валится из рук и в душу закрадывается сомнение, лучше не начинать дела», — думал Азат, не решаясь сразу направиться в подвал. Может, в нем вдруг заговорило предчувствие? Он и сам не знал, верить в предчувствие или нет.

«В первый раз листовку можно написать и от руки, — сказал он сам себе. — А там видно будет».

Он не стал лишний раз рисковать типографией подпольщиков. Все листовки — а их было только три экземпляра — старательно написал от руки печатными буквами, чтобы никто не мог, даже при большом желании, по почерку найти их автора.

… В ту ночь сообщения об освобождении Харькова появились на стене деревенской лавки и на заборе, окружавшем хату сельского старосты, и, само собой разумеется, на дверях полицейского участка.

ОДНА ЛОШАДЬ И ТЫСЯЧА МАРОК

Весть о листовках моментально распространилась по селу. Поэтому ничего удивительного нет в том, что уже с утра главный полицай бушевал в своем участке. Первым делом он устроил разнос денщику, прикорнувшему в углу: «Спишь, лентяй! А партизаны не дремлют! Где был? Что делал?»