Прощайте, любимые - [2]
Половина мест была занята. Сергей опустился на стул в последних рядах. Аудитория гудела, как перрон перед отходом поезда. Сергей положил на колени общую тетрадь, открыл ее и в углу первой страницы нарисовал хвостатого чертика. Потом он увидел объемистую сумку которую поставили на стул рядом с ним.
Сергей поднял глаза и замер с карандашом в руке — рядом сидела большеглазая незнакомка.
— Вам тоже повезло? — спросил, улыбаясь, Сергей.
— Вы о чем? — Девушка узнала Сергея и тоже улыбнулась. — Первый раз в жизни.
— Поздравляю!
— Спасибо, — равнодушно ответила девушка и достала из сумки тетрадь. — Что у нас сегодня?
— Всеобщая история.
Разговаривать больше не пришлось, так как в это время на сцену поднялся среднего роста мужчина с аккуратной, очевидно, крашеной, черной бородкой и бритой головой.
Мужчина громко поздоровался, потом взял из-за стола президиума стул, приставил к кафедре, сел, согнулся, очевидно, поправляя обувь, и вдруг все увидели рядом с кафедрой пару его черных, начищенных до блеска туфель.
Легкий шумок пошел по залу, но в этот момент снова раздался громкий и властный голос преподавателя;
— Зовут меня Милявский Ростислав Иванович. Я кандидат наук. Буду читать у вас курс всеобщей истории. Дабы облегчить работу в поисках литературы, разрешаю вести самый подробный конспект моих лекций. Больше того, буду читать так, чтобы вы успевали записывать...
Сергей, как загипнотизированный, смотрел на начищенные до блеска туфли, стоящие рядом с кафедрой. Что это — чудачество или хронические мозоли?
Лекция, на удивление, была интересной. Человек с аккуратно подстриженной бородкой увлек студентов знанием предмета. Он помнил не только год далекого исторического события, но и день и час, рассказывая так, словно он лично при этом присутствовал.
Сергей забыл, что сидит рядом с большеглазой незнакомкой.
— Феномен... — громко прошептал он.
— Подумаешь, невидаль. Читали бы вы этот курс лет десять подряд... — негромко сказала она, глянула на Сергея и снисходительно улыбнулась.
И действительно, подумал Сергей, как это мне сразу не пришло в голову. Конечно, за десять лет курс можно заучить наизусть. И разувается на виду у всех. Бравада...
Прозвенел звонок, но первокурсники не шелохнулись. Милявский чуть заметно улыбнулся, легким движением надел туфли и сошел со сцены в зал.
Встал и Сергей. Он смотрел вслед крепко сбитому немолодому человеку, удивляясь его почти военной выправке, и не восхищался. Ирония, проскользнувшая в словах большеглазой соседки, сразу заразила его. Рисуется, продолжал он думать о Милявском. Знает ведь, что провожают двести пар глаз.
Он положил на стул общую тетрадь и тут только заметил, что его соседка исчезла. Однако на стуле стояла ее объемистая сумка, и Сергей успокоился.
Курить разрешалось на лестничной площадке. Желающих было так много, что Сергей с трудом нашел свободное место у перил, достал пачку папирос и услышал сбоку знакомый хрипловатый голос:
— Одолжи папироску.
Сергей повернулся и увидел Эдика, высокого, скромно одетого парня с густыми темными бровями. Брови эти делали его старше своих лет.
Эдик учился в соседней школе, и Сергей встречался с ним на спортивных состязаниях. Молчаливый и на вид угрюмый, Эдик на волейбольной площадке преображался. Это был живой, подвижный, веселый парень с завидной выдержкой и энергией.
— Если в долг, можно... — улыбнулся Сергей, но Эдик не ответил на улыбку, протянул руку, молча взял папиросу, прикурил.
— Верну после первой стипендии, — сказал он, и Сергей не понял — было это сказано всерьез или в шутку.
— А где тебя найти?
— В седьмой группе, — ответил Эдик. Он протянул Сергею широкую крепкую ладонь, и Сергей с удовольствием пожал ее.
— Силен... — сказал, затянувшись, Эдик и впервые улыбнулся, открыв белые, но довольно мелкие передние зубы. — А ты в какой?
— В пятой.
— Слухай, переходи к нам! — предложил Эдик, и брови его прыгнули вверх, отчего лицо сразу стало озорным и веселым. — Вместе ходить на занятия будем.
— А что? И перейду. Еще не поздно, — бросил Сергей, но тут прозвенел звонок, и Эдик ничего не ответил. Ребята дружно повалили в дверь, на ходу бросая окурки в урну.
Большеглазая соседка уже была на месте, раскрыв на круглых коленях общую тетрадь.
— Травились?
— Принимали стимулятор, — ответил Сергей на шпильку.
— Грамм никотина убивает лошадь... — полушепотом произнесла она, потому что на кафедру уже поднимался Милявский.
— Нас не убьешь, мы человеки. А человек — это... Сзади зашипели, и Сергей не закончил фразы. Девушка посмотрела на него и улыбнулась:
— Вы не умрете от скромности,
— Это точно... — шепнул Сергей и развернул тетрадь. В аудитории зазвучал баритон Милявского...
После лекций Сергей долго толкался в вестибюле, ожидая свою соседку, с которой так еще и не познакомился. Однако она не появлялась. Сергей поднимался наверх, обходил одну аудиторию за другой, но девушки нигде не было. Сергей даже разозлился — что она, нарочно пряталась, что ли?
Он махнул своим ученическим портфелем и направился к выходу.
У двери кто-то хлопнул его по плечу.
— Могу возвратить долг, не ожидая стипендии! — Эдик протягивал Сергею папиросу. Рядом с ним стоял улыбающийся широкоскулый парень. — Знакомься, — сказал Эдик. — Наш попутчик. Закадычный друг детства.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.