Прощай, оружие! - [50]

В середине следующего дня мы прибыли в Горицию. Дождь перестал, и в городе было почти пусто. Проезжая по улице, мы увидели грузовик, на который усаживали девиц из солдатского борделя. Девиц было семь, и все они были в шляпах и пальто и с маленькими чемоданчиками в руках. Две из них плакали. Третья улыбнулась нам, высунула язык и повертела им из стороны в сторону. У нее были толстые припухлые губы и черные глаза.

Я остановил машину, вышел и заговорил с хозяйкой. Девицы из офицерского дома уехали рано утром, сказала она. Куда они направляются? В Конельяно, сказала она. Грузовик тронулся. Девица с толстыми губами снова показала нам язык. Хозяйка помахала рукой. Две девицы продолжали плакать. Другие с любопытством оглядывали город. Я снова сел в машину.

– Вот бы нам ехать вместе с ними, – сказал Бонелло. – Веселая была бы поездка.

– Поездка и так будет веселая, – сказал я.

– Поездка будет собачья.

– Я это и подразумевал, – сказал я. Мы выехали на аллею, которая вела к нашей вилле.

– Хотел бы я быть там, когда эти пышечки расположатся на месте и примутся за дело.

– Вы думаете, они так сразу и примутся?

– Еще бы! Кто же во второй армии не знает этой хозяйки?

Мы были уже перед виллой.

– Ее называют мать игуменья, – сказал Бонелло. – Девицы новые, но ее-то знает каждый. Их, должно быть, привезли только что перед отступлением.

– Теперь потрудятся.

– Вот и я говорю, что потрудятся. Хотел бы я позабавиться с ними на даровщинку. Все-таки дерут они там, в домах. Государство обжуливает нас.

– Отведите машину, пусть механик ее осмотрит, – сказал я. – Смените масло и проверьте дифференциал. Заправьтесь, а потом можете немного поспать.

– Слушаюсь.

Вилла была пуста. Ринальди уехал с госпиталем. Майор увез в штабной машине медицинский персонал.

На окне оставлена была для меня записка с указанием погрузить на машины оборудование, сложенное в вестибюле, и следовать в Порденоне. Механики уже уехали. Я вернулся в гараж. Остальные две машины пришли, пока я ходил на виллу, и шоферы стояли во дворе. Опять стал накрапывать дождь.

– Я до того спать хочу, что три раза заснул по дороге от Плавы, – сказал Пиани. – Что будем делать, tenente?

– Сменим масло, смажем, заправимся, подъедем к главному входу и погрузим добро, которое нам оставили.

– И сразу в путь?

– Нет, часа три поспим.

– Черт, поспать – это хорошо, – сказал Бонелло. – А то бы я за рулем заснул.

– Как ваша машина, Аймо? – спросил я.

– В порядке.

– Дайте мне кожан, я помогу вам.

– Не нужно, tenente, – сказал Аймо. – Тут дела немного. Вы идите укладывать свои вещи.

– Мои вещи все уложены, – сказал я. – Я пойду вытащу весь этот хлам, что они нам оставили. Подавайте машины, как только управитесь.

Они подали машины к главному входу виллы, и мы нагрузили их госпитальным имуществом, которое было сложено в вестибюле. Скоро все было готово, и автомобили выстроились под дождем вдоль обсаженной деревьями аллеи. Мы вошли в дом.

– Разведите огонь в кухне и обсушитесь, – сказал я.

– Наплевать, буду мокрый, – сказал Пиани. – Я спать хочу.

– Я лягу на кровати майора, – сказал Бонелло. – Лягу там, где старикашке сны снились.

– Мне все равно, где ни спать, – сказал Пиани.

– Вот тут есть две кровати. – Я отворил дверь.

– Я никогда не был в этой комнате, – сказал Бонелло.

– Это была комната старой жабы, – сказал Пиани.

– Ложитесь тут оба, – сказал я. – Я разбужу вас.

– Если вы проспите, tenente, нас австрийцы разбудят, – сказал Бонелло.

– Не просплю, – сказал я. – Где Аймо?

– Пошел на кухню.

– Ложитесь спать, – сказал я.

– Я лягу, – сказал Пиани. – Я весь день спал сидя. У меня прямо лоб на глаза наезжает.

– Снимай сапоги, – сказал Бонелло. – Это жабина кровать.

– Плевать мне на жабу!

Пиани улегся на кровати, вытянув ноги в грязных сапогах, подложив руку под голову. Я пошел на кухню. Аймо развел в плите огонь и поставил котелок с водой.

– Надо приготовить немножко спагетти, – сказал он. – Захочется есть, когда проснемся.

– А вы спать не хотите, Бартоломео?

– Не очень. Как вода вскипит, я пойду. Огонь сам погаснет.

– Вы лучше поспите, – сказал я. – Поесть можно сыру и консервов.

– Так будет лучше, – сказал он. – Тарелка горячего подкрепит этих двух анархистов. А вы ложитесь спать.

– В комнате майора есть постель.

– Вот вы там и ложитесь.

– Нет, я пойду в свою старую комнату. Хотите выпить, Бартоломео?

– Когда будем выезжать, tenente. Сейчас это мне ни к чему.

– Если через три часа вы проснетесь, а я еще буду спать, разбудите меня, хорошо?

– У меня часов нет.

– В комнате майора есть стенные часы.

– Ладно.

Я прошел через столовую и вестибюль и по мраморной лестнице поднялся в комнату, где жили мы с Ринальди. Шел дождь. Я подошел к окну и выглянул. В надвигавшейся темноте я различил три машины, стоявшие одна за другой под деревьями. С деревьев стекала вода. Было холодно, и капли повисали на ветках. Я лег на постель Ринальди и не стал бороться со сном.

Прежде чем выехать, мы поели на кухне. Аймо приготовил спагетти с луком и накрошил в миску мясных консервов. Мы уселись за стол и выпили две бутылки вина из запасов, оставленных в погребе виллы. Было уже совсем темно, и дождь все еще шел. Пиани сидел за столом совсем сонный.