Прощай, Нью-Йорк? - [196]

Джек не отпускает меня, помогает мне делать новый шаг, помогает переступать через боль, помогает мне не упасть.

Я и забыла, какого это, когда он держит меня за руку, я забыла какая у него крепкая рука, я забыла какого это, находиться рядом с ним, находиться настолько близко к нему.

— Да, — отвечает Джек, смотря под ноги. — Она похожа на тебя, — смотрит на меня он, и в уголках моих глаз вновь скапливаются слёзы, но эти слёзы — слёзы счастья и настоящая, искренняя улыбка появляется на моём лице.

— Кто эти люди? — шёпотом спрашиваю я, когда мы выходим из палаты, и я вновь вижу тех мужчин, что заметила, когда Джек выходил к врачу.

— Это твоя охрана, Клэр, — с полной серьёзностью говорит Джек. — Я нанял их, чтобы ни Брайан, ни его люди и близко к тебе не подошли, — добавляет он уже с ноткой ненависти и злости в голосе. — А поверь, теперь они будут пытаться добраться до тебя.

— Где он? — словно затаив дыхание спрашиваю я, вновь чувствуя напряжение во всём теле, вновь вспомнив Брайана и всё, что с ним связано.

— Сейчас он свободен, но это пока. А в данный момент он, должно быть, готовит с юристами и адвокатами документы для своей защиты.

— Джек…

— Я знаю про ваш договор, знаю про пункт о неприкосновенности, который он нарушил на глазах у самых влиятельных людей всего Нью-Йорка. Теперь ему конец, Клэр, — с ноткой удовлетворения говорит Джек. — Мой адвокат и лучшие юристы города уже составили на него иск и благодаря свидетелям, которые видели, как сенатор штата Нью-Йорк Брайана Хилл ударил свою беременную жену, он не только лишится поста и родительских прав на ребёнка, который чудом остался жив, но и сядет в тюрьму. И клянусь, я лично позабочусь о том, чтобы он сел надолго.

Я не отрывая глаз, смотрю на Джека, не говоря ни слова, чувствуя его руки, крепко держащие меня подле себя, руки, которые не дают мне упасть и… я словно чувствую, что дома, что я словно, наконец, вернулась домой, вернулась к тому, рядом с которым должна быть.

Я была в больнице два дня, два дня без сознания и за эти два дня Джек сделал уже всё для того, чтобы Брайан заплатил за всё, что он сделал со мной, за всё, что я позволила ему сделать с собой.

— Знаешь, когда он ударил тебя, когда все услышали этот шлепок, который до сих пор звучит в моей голове, я не почувствовал жалости к тебе, я даже злость не сразу ощутил… — задумчиво качает головой Джек смотря вперёд. — Я был рад, когда он ударил тебя, Клэри, — поворачивается на меня Джек. — Прости, но это так, но только потому что я понял, что теперь ему не отделаться от наказания и от последствий. Я был рад, что Брайан, наконец, совершил ошибку, что он, наконец, оступился.

— Я тоже, — шепчу я, качая головой, и чувствую, как Джек немного сильнее сжимает мою ладонь, и сквозь всё моё тело словно проносятся слабые электрические разряды.

— Я подал на развод, Клэр, — вдруг останавливается Джек, когда мы заворачиваем за угол, и всё внутри меня буквально замирает, и я друг понимаю, что значит «ёкнул сердце».

Джек поворачивает голову и я, едва оторвав вот него свой шокированный взгляд, также поворачиваю голову и понимаю, что мы пришли.

Напротив нас коридор, вдоль которого по обе стороны расположены окна позволяющие увидеть, что происходит в палатах. Я самостоятельно делаю несколько шагов, подходя ближе к одной стене, и с замиранием сердца смотрю на множество специальных стоек, в которых лежат новорождённые дети.

— Где она? — с напряжением и волнением в голосе поворачиваюсь к Джеку я с неспокойно бьющимся сердцем.

— С другой стороны, Клэр, — подходит ко мне он и, взяв меня под руку, отводит чуть дальше к противоположной стене. — Зайти тебе пока не разрешат.

В этой палате куда меньше детей их всего несколько и они лежат в специальных кувезах, закрытых прозрачными колпаками с четырьмя отверстиями — по два с каждой стороны.

Я видела их и раньше, но вживую впервые. И все эти крошечные дети лежащие там в окружении разных аппаратов и трубочек проведённых к ним… всё это выглядит пугающе.

— Все кувезы снабжены аппаратами искусственной вентиляции легких и в них поддерживается постоянная температура и влажность воздуха, а с помощью этих трубок и проводов малыш подсоединен к мониторам, капельницам и другим аппаратам, контролирующим его пульс, температуру и дыхание и ещё много чего важного, — вдруг тихо говорит Джек, словно для того, чтобы меня успокоить.

— А где она? — уже со слезами на глазах спрашиваю я, не отводя взгляда с детей.

Это меня пугает. Все эти аппараты… неужели всё так плохо?

— Вон она, Клэр, — коснувшись моей спины, направляет меня в нужную сторону Джек, — самая последняя.

Самый последний кувез, в котором лежит моя малышка, кажется, один из самых необорудованных, в нём меньше всего проводков и трубочек и я думаю, это к лучшему. Внутри лежит совсем крохотный младенец в шапочке, в рукавицах и пелёнке. Она спит, и я мало что могу разглядеть, но она такая… маленькая, такая милая, такая крошечная…

— Боже… — вырвется у меня вздох, и я прикрываю губы рукой. Я так хочу подойти к ней, коснуться её и вообще убедиться, что она действительно жива и что она действительно моя.