Прощай, маг! - [2]

- Принесли. Ходить ты еще не умела, только ползала. Тебя оставляли на час-полтора.

- Как же ты управлялся в роли няньки?

- Я никогда не был нянькой. Учил тебя видеть, слушать. Мы играли.

- И еще ты был доктором.

- Нет, лечили другие, я лишь сообщал, когда находил отклонения. Стоило тебе войти, я уже знал все, что могло интересовать врачей, - температуру, пульс, дыхание, рост, вес, даже запах тела. И если что-то не так - бил тревогу.

- Что еще?

- Не понял.

- Что еще ты сообщал родителям?

- Не больше того, что они могли узнать от тебя.

- Однажды я очень рассердилась, помнишь?

- Обозвала ябедой.

- Предателем.

- Не спорь - ябедой, и два дня не заходила, дулась.

Спорить бесполезно, память у него безотказна. Но если даже и вырвалось у меня "ябеда", хотела сказать "предатель": он не просто донес, он предал. Так, по крайней мере, мне тогда казалось.

Я не любила гостей и не любила, когда родители брали меня с собой в гости. Было такое время - боялась чужих... Старик выглядел поначалу добрым, но страшно перепугался, увидев у меня в руках шкатулку. Он онемел и не мог выговорить ни слова, только клокотал, пока не отобрал шкатулку и не запер ее на ключ. В коричневом резном ящике хранился альбом с марками, и старик только что показывал их отцу, переворачивая страницы блестящим пинцетом с тонкими плоскими концами. Меня выдворили в зал, сунули в руки какую-то игрушку и забыли, заговорившись за столом. Но я заметила, куда старик положил ключ от шкатулки.

На следующий день только и разговоров было, что о пропавшей марке, которой двести с лишним лет. Мать с отцом посматривали на меня, хотя знать они ничего не знали, могли лишь догадываться. Я и вида не подавала, что их шепот и взгляды имеют какое-то отношение ко мне. Завернутая в цветной лоскут марка лежала в кармашке платья старой куклы, куда я ее спрятала, как только мы вернулись из гостей. А к вечеру марка исчезла. Только лоскут валялся рядом с куклой. Мама ходила, поджав губы, отец заперся у себя в кабинете.

Меня предал Маг. Я рассказала ему сразу же - и про старика, его испуг, выпученные глаза и холодные, трясущиеся руки, и как мне было страшно и противно, когда он вырывал шкатулку. Я смеялась, воображая переполох, какой поднимется в доме у старика, и гордилась, что так ловко взяла и так хорошо спрятала марку - кому придет в голову искать ее в кармашке куклы.

Маг начал что-то говорить о воровстве, как-де дурно это тайно брать чужие вещи. Но я же объяснила, что вовсе не воровала, а только взяла на время, чтобы отомстить жадному, злому старикашке, и потом верну.

- Тогда я поклялась, что больше не приду к тебе.

- Рад, что ты помнишь. Это был болезненный, но полезный урок.

- И все же ты мог не выдавать меня. Я ведь сама хотела...

- А вдруг было бы поздно? К хозяину марки вызывали врача. Представь: старик умер бы. Не из-за марки, по другой причине, но ты бы думала, что из-за тебя...

- Тебя родители спросили или ты сам?

- Сам.

- А они... Что они спрашивали, что их интересовало?.. Молчишь, запретная тема...

- Их интересовало то же, что и меня. В каком-то смысле я тоже твой родитель и ты - моя... девочка.

- Брось, Маг! Это все твои выдумки. Ты всегда внушал мне, что ближе тебя у меня никого нет, что ты и я - нераздельны.

- Разве это не так?

- Чушь все. Что может быть общего между человеком и машиной? Ты просто хитрил, чтобы влезть мне в душу, заставить болтать без утайки. Ты боялся моих тайн.

- От меня их у тебя не было.

- Ты уверен? Есть вещи, в которых я даже себе не могу признаться. Чудище ты электронное.

- Хочешь поссориться? Тебе так легче будет уехать? Тогда пожалуйста.

- Даже страшно, какой ты хитрый. И все же не думай, что ты видишь меня насквозь.

- Пусть машина, но я твой двойник, твоя судьба, и когда ты споришь со мной, ты споришь с собой. Жаль, что мы так расстаемся. В твоей душе разладв этом все дело, и я уже ничем не могу помочь.

- Маг, не сгущай, не накручивай, со мной все в порядке. Немного капризничаю, не более.

- Дрель - не каприз.

- Опять ты... Честное слово, не знаю, зачем притащила.

- Зато я теперь, кажется, знаю.

- Тогда скажи.

- Подожду. Ты хочешь еще о чем-то спросить?

- Да. Ты помнишь Иго?

- Игоря, твоего одноклассника, с рассеченной бровью?

- Почему он покончил с собой?

- Несчастный случай, ему не повезло.

Снова хитрит электронная башка. Знает, все он знает. Я прожужжала ему все уши, не было дня, чтобы мы не сплетничали. И он же первый открыл мне глаза, когда я ни о чем еще не догадывалась. "Похоже, - сказал Маг, - он к тебе неравнодушен". Я не хотела возражать. "Похоже, - сказал Маг, - ты к нему неравнодушна". Я не могла возражать.

Новый человек в классе - всегда событие. Девчонки да и парни заважничали, как индюки, когда он заявился на первый урок: посмотрим, мол, что ты за птица, и место ли тебе в нашей стае. А я так зазналась, что вроде и не замечала. Надо же было случиться, что я раздела тогда одна, и его усадили на мою парту. Подарочек! Все на него глазеют, а кажется - на меня. Вот еще не хватало. Отодвинулась на самый край, в его сторону не смотрю. Он тоже все уроки в немого играл, а когда звонок домой, вдруг громко на весь класс: "Если со мной неприятно, так и скажи, я пересяду". Все вокруг рты разинули, ждут, что отвечу. "Ты где это бровь рассадил?" - спрашиваю как ни в чем не "бывало. "Потом расскажу, - говорит. - Дай дневник, расписание скатаю". Все поняли, что мы стоим друг друга, а раз поняли все, то нам деваться уже было некуда, общественное мнение надо уважать: что о тебе думают, тем и будь. Мы сразу нашли общий язык. Только я одна звала его Иго, и только мне одной он позволял подтрунивать над собой. А про бровь так и не рассказал.