Прощай, красавица - [9]

– Налейте и мне, пока вы не прикончили бутылку!

Женщина потянулась к стакану, а я повернулся и быстро прошел через квадратный проем в столовую, в коридор, в захламленную спальню с открытым сундуком и валявшимся на полу ящичком. Позади раздался крик. Я сунул руку в левый угол сундука, нащупал конверт и торопливо вынул его.

Когда я вернулся в гостиную, женщина уже поднялась из качалки, но успела сделать только два или три шага. В глазах у нее был странный блеск. Убийственный блеск.

– Сядьте, – с нарочитой угрозой произнес я. – Вы имеете дело не с простодушным растяпой вроде Лося Мэллоя.

Это был выстрел почти наугад, и цели он не достиг. Женщина два раза мигнула и попыталась подпереть нос верхней губой. Показалось несколько грязных, похожих на заячьи зубов.

– Лося? При чем тут Лось? – удивленно спросила она.

– Его выпустили из тюрьмы, – сказал я. – Он разгуливает с пистолетом сорок пятого калибра. Утром Лось убил на Сентрал-авеню негра, потому что тот не мог сказать ему, где Вельма. А теперь ищет стукача, заложившего его восемь лет назад.

Лицо женщины залила бледность. Она поднесла ко рту горлышко бутылки и забулькала. По подбородку потекла струйка виски.

– А фараоны ищут его, – сказала она и засмеялась. – Фараоны! Вот так!

Милая старушка. Мне нравилось сидеть с ней. Нравилось подпаивать ее для своих грязных целей. Я был отличным парнем. Я нравился сам себе. В моей работе можно столкнуться почти с чем угодно, но тут меня начинало поташнивать.

Я открыл конверт, который держал в руке, и достал глянцевую фотографию. Эта девица чем-то походила на остальных, но была не такой, гораздо симпатичнее. Выше талии на ней был костюм Пьеро. Взбитые волосы под конической белой шляпкой с черным помпоном были темного оттенка, значит могли оказаться и рыжими. Лицо было снято в профиль, единственный видимый глаз глядел игриво. Я бы не назвал это лицо очаровательным и неиспорченным, я не настолько разбираюсь в лицах, но смазливым оно было. К его обладательнице люди относились любезно, по крайней мере вполне любезно для того круга. И все-таки это было весьма заурядное лицо, смазливость его была стандартной. В любом квартале города такие лица встречаются десятками.

Ниже талии были главным образом ноги, притом весьма изящные. В нижнем правом углу снимка – подпись: «Навеки твоя – Вельма Валенто».

Я показал издали женщине фотографию. Женщина рванулась к ней, но не смогла дотянуться.

– Зачем было прятать ее? – спросил я.

Ответом было лишь тяжелое дыхание. Я сунул фотографию в конверт, а конверт в карман.

– Зачем было прятать ее? – снова спросил я. – Чем она отличается от остальных фотографий? Где эта девица?

– Умерла, – сказала женщина. – Хорошая была малышка, но умерла. Пошел отсюда, фараон.

Кустистые рыжеватые брови женщины зашевелились. Рука ее разжалась, бутылка упала на ковер и забулькала. Я нагнулся за ней. Женщина попыталась пнуть меня в лицо, но я увернулся.

– И все же это не объясняет, зачем вы ее прятали, – сказал я. – Когда она умерла? От чего?

– Я бедная больная старуха, – пробурчала женщина. – Отстань от меня, сукин сын.

Я стоял и глядел на нее, ничего не говоря, не зная, что сказать. Потом шагнул к ней и поставил плоскую, уже почти пустую бутылку на стол.

Женщина сидела, свесив голову. Приемник весело гудел в углу. По улице проехала машина. На окне зажужжала муха. После долгого молчания женщина зашевелила губами и, обращаясь к полу, извергла поток бессмысленных слов, из которых ничего не прояснилось. Потом засмеялась, откинула назад голову и распустила слюни. Потом ее правая рука потянулась к бутылке. Постукивая зубами о горлышко, женщина допила то, что в ней оставалось. Приподняла опустевшую бутылку, встряхнула и бросила в меня. Проскользив по ковру, бутылка улетела куда-то в угол и стукнулась о плинтус.

Женщина снова покосилась на меня, потом глаза ее закрылись, и она захрапела.

Возможно, она притворялась, но мне было все равно. Внезапно эта сцена опротивела мне до омерзения.

Я взял с кушетки шляпу, подошел к двери, отворил ее и шагнул на крыльцо. Приемник в углу продолжал гудеть, женщина негромко похрапывала в качалке. Я бросил на нее торопливый взгляд, потом прикрыл дверь, снова бесшумно отворил и опять взглянул на женщину.

Глаза ее были по-прежнему закрыты, но под веками что-то блеснуло.

Я спустился с крыльца и по растрескавшейся дорожке вышел на улицу.

В окне соседнего дома была поднята штора, узкое лицо жадно прижималось к стеклу, лицо старухи с седыми волосами и острым носом.

Любознательная старушка подглядывала за соседями. В каждом квартале есть хоть одна такая. Я помахал ей рукой. Штора опустилась.

Я сел в машину, подъехал к 77-му участку и поднялся на второй этаж в затхлый уютный кабинет лейтенанта Налти.

6

Налти после моего ухода, казалось, так и не шевельнулся. Он сидел на своем стуле в той же самой позе угрюмой терпеливости. Но в пепельнице прибавилось два сигарных окурка, а на полу стало больше горелых спичек.

Я сел за свободный столик. Налти взял фотографию, лежащую на его столе вниз изображением, и протянул мне. Это был полицейский снимок анфас и в профиль, с отпечатками пальцев внизу. Мэллой, снятый при сильном свете, казался совершенно безбровым.