Прощай, гуня-кандальник - [52]

- Что вы?! Я не против, - улыбнулась Любочка.

Она вдруг почувствовала, как что-то невидимое, но очень крепкое связывает её с эти стариком. Было такое ощущение, что у них есть общая тайна.

Люба непроизвольно покраснела и перевела взгляд на Марину.

- Ещё раз извините... Просто гипноз какой-то... - неловко оправдывалась она.

- Я уже привыкла! - ответила хозяйка дома. - Сэм умеет завладевать сердцами неопытных девушек. Прошу к столу!

Татьяна и Любочка последовали за хозяйкой...

Беседа за столом была лёгкой и непринуждённой: в основном Татьяна и Марина предавались воспоминаниям, сплетничали о старых знакомых и обсуждали совместную поездку к морю.

Люба тоже старалась принять участие в разговоре, когда вопрос зашёл о выборе отеля на побережье Адриатики. Однако включиться в тему получилось не очень - слишком уж пристально и беззастенчиво разглядывал её старый художник...

Наконец, когда трапеза подошла к концу, Сэм рекомендовал старым приятельницам прогуляться по саду, а сам незамедлительно обратился к Любочке.

- Не желаете посмотреть мои работы? - предложил он новой знакомой таким тоном, что у Любы просто не оставалось выбора кроме как покорно пойти вслед за хозяином дома.

Они поднялись на мансарду, из окон которой открывался изумительный вид на город.

Любочка тут же бросилась к окошку и, залюбовавшись изумительным видом, словно обо всём позабыла.

- Всех спасёт любовь! - вдруг произнёс Сэм и, взяв Любу за руку, требовательно посмотрел ей в глаза, добавив после небольшой паузы. - Omnia mutantur, nihil interit.

- Что?! - переспросила Кандальникова. - Что вы сказали? Я не понимаю! Я ничего не понимаю! Что происходит?!

Она окаменела и не могла пошевелиться.

Комната наполнилась бежевым свечением. Предметы вокруг приняли размытые очертания и стали волнообразно покачиваться то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах.

Лицо старика было прекрасно. Ни глубокие морщины, ни белые словно снег длинные волосы не портили его мужественного образа. Сэм исчез, а вместо него появился благородный старец в длинном хитоне...

Любочке вдруг почудилась, что она видела его раньше... Видела и этот высокий лоб, и волевой подбородок, и прозрачные чистые глаза на узком смуглом лице...

- О чём вы говорите? - еле разомкнув губы снова, прошептала она.

- Omnia mutantur, nihil interit! - повторил седовласый. - Всё меняется, ничего не исчезает! Всё едино и равнозначно! Так добро и зло - только по чьему-то произволу - получают то или другое название, какое кому нравится. Для Создателя всё прекрасно и справедливо, люди же считают одно - несправедливым, а другое - справедливым. В видимом противоречии, в безумии природы, в борьбе стихий, народов, страстей людских скрывается высшая сверхчеловеческая разумность, превышающая всякое человеческое понятие. Загадка Вселенной имеет своё слово, по которому всё творится - им всё зиждется, ибо оно всё различает и всё согласует. Так называемые блага и так называемое зло - они совершенно относительны: всё благо есть зло - в каком-либо отношении, и наоборот, раздор есть правда, а правда - раздор.

- Вы кто? - дрожа всем телом, пыталась было закричать Любка, но вместо крика из её горла раздался еле слышный хрип.

- Сегодня - я часть тебя, а тогда - две тысячи шестьсот лет тому назад - наша кровь текла в венах человека, которого звали Гераклитом Эфесским, позже - Зосимой Панополитанским, потом, через много веков, оживала кровь в деревенском колдуне Зосиме, после - в ученице его, и вот теперь - в тебе. Почему так? Это не важно. Ты же меня искала? Искала, чтобы не исчезнуть! В тебе часть моих знаний, я всегда передавал их лучшим... У тебя украли силу, но душу ты никому не отдавала! Верни своё! Верни...

- Прекратите! Отпустите мою руку! - закричала Любка.

У неё было чувство, что она на время умудрилась выпасть из реальности и теперь никак не могла вспомнить, о чём минуту назад рассказывал хозяин, расхаживающий за её спиной и переставляющий какие-то предметы с места на место.

Энергично тряхнув головой и окончательно очнувшись, Люба увидела, что стоит в просторной мастерской Дворжака и, держась за массивный подоконник, смотрит в окно на вечерний пейзаж курортного города, сверкающего в сумерках жёлтыми огоньками уличных фонарей.

- Так вот... - донёсся из-за спины голос Сэма. - Удивительное ощущение! Мне когда Мариночка рассказала об этом сеансе погружения по методу Лорес Энон, то я сразу и не поверил. Но как это у русских говорится про Мамеда и гору?

- Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе, - машинально подсказала Любочка, тщетно пытаясь вникнуть в смысл повествования.

- Точно, Магомед идёт к горе! - обрадовался Сэм. - Не прошло и недели после нашего разговора с Мариной, как к нам в Хевиз приехали сподвижники этой мадам Энон и стали проводить свои сеансы для всех желающих...

- Регрессивное погружение, - вспомнила Люба. - Я тоже проходила такой сеанс.

Она наконец отвернулась от окна и наблюдала, как старик устанавливает на подставку-треногу накрытую белой тканью картину.

- Да... - не отрываясь от своего занятия, рассказывал Сэм. - Устоять против натиска моей экзальтированной супруги было невозможно, и мне пришлось на себе испытать воздействие регрессивного метода. То, что я увидел на сомнамбулическом уровне, перекроило моё сознание. Мой мир перевернулся! После чего я буквально за неделю нарисовал эту картину. Представляете? Что скажете? Смотрите! Очень внимательно смотрите! - настойчиво попросил он.