Прощай, Ариана Ваэджа! - [12]

Как всегда, Вера не выдержала и купила картину. Если поверить тому, что было написано в уголке, эта работа называлась «Роза на кинжале», а фамилия живописца — некий Г. Бирюгин. Вроде и не из новичков, но и не очень известный. Конечно же, хотелось бы приобрести что-нибудь посолиднее, например, Казимира Малевича, совсем недавно примкнувшего к «Союзу молодежи», который последнее время стремительно набирал популярность. Но… он не продавался. Вот и пришлось взять «розу», потому что эта картина показалась самой выразительной в своем противоречии: цветок на оружии. И вызывала она необычные чувства, словно подпитывая безрассудными мыслями и подталкивая на неординарные поступки.

И в-третьих… Да-да, было и в-третьих, потому что Вере понравилось окружение. Этот Ярослав такой мягкий, особенно когда декламирует, и даже довольно низкий голос ничуть не портит его, напротив — придает шарма. Ну, а Павел… Его чувственные губы так страстно коснулись Лизиной перчатки… Вера не могла этого не заметить. Но ведь и ее он ласково назвал «небесной прелестницей»! Надо расспросить знакомых о нем… Вера еще бы рассуждала и рассуждала, если бы ее ход мыслей не оборвал немецкий франт.

— Лизанька, так давно не был в Санкт-Петербурге! — начал разговор Павел. — Вернулся и тут же погряз в учебном процессе… А у меня намечается о-о-чень важное событие! Хочу пригласить вас вдвоем с Верой…

Он остановил на ней свой проницательный и в то же время — замаскированный взгляд черных глаз, так что Вере трудно было понять, что же скрывается в этой бездне на самом деле.

— Непременно! — после небольшой паузы весело ответила ее подруга.

Находясь в состоянии эйфории, Вера почти не помнила, как простилась с компанией и как оказалась дома. Уже в постели, засыпая, вдруг пришла в голову мысль о купленной картине. Та, упакованная в плотную бумагу, стояла прислоненной к стене. Девушка, приподнявшись с постели, нащупала ногами восточные мягкие туфли, встала и сделала несколько шагов, разделявших ее от покупки. Сдернула бумагу и, развернув полотно, посмотрела на разномастные ромбы и квадраты.

Бледный свет луны падал на ярко-красное пятно — это была она, роза, которую зачем-то положили на кинжал. Скорее всего, цветок был ранен… и кажется, лежал окровавленный… Если бы не эти злосчастные геометрические фигуры… Из-за них ничего не видно. В какой-то момент Вере показалось, что ромбы на картине — словно игральные кубики на столе, перемешанные в ладони ведущего и выброшенные на горизонтальную поверхность. Вот сейчас, рассыпавшись по плоскости, они снова собрались воедино и начали расти в объеме, напоминая груду камней, которая стала превращаться в гору. Казалось, что в этой глыбе перемешалось все, что было совсем недавно на картине — и еще не распустившийся бутон цветка, и кинжал с резной рукояткой, разобранный на отдельные элементы. Груда геометрических фигур начала подниматься все выше и выше, склон горы становился все круче и круче, пока не стал совершенно вертикальным. Несколько секунд — и скала рухнула вниз. С характерным шумом падающих камней… да-да, его тоже было слышно…

Вздрогнув от этих неожиданных звуков, словно испугавшись чего-то, Вера развернула полотно лицом к стене и тихонько прошла к кровати… «Да уж, — подумала она, — я сегодня так утомилась…»

Глава 5

Прокручивая разговор с Кондратьевым, Арбенин отметил, что он, в общем-то, и не был столь тяжелым. Напротив — оказался довольно лаконичным, а главное — завершенным, так что нет никакого смысла сожалеть о принятом решении. Это раньше казалось, что встреча накалит отношения между ними, вскроет старый нарыв — на самом деле выяснилось, что есть «разменная монета», пусть, конечно, такая дорогая Арбенину, но все же… Да, лучше уж ею заплатить, но оставить не запачканной свою репутацию. О Боже! Николай Петрович опять вспомнил о своем сне, когда именно это и случилось: красное вино, похожее на кровь, так неосторожно пролили ему на белые брюки. Однако… это ведь был просто сон…

Продолжая рассуждать, зашел в университетский минералогический кабинет. Здесь хранилась коллекция горных пород, и особое место в ней занимали около трехсот образцов, когда-то переданных Александром Постельсом, членом-корреспондентом Императорского Санкт-Петербургского университета. Ему Арбенин завидовал, правда, белой завистью, ведь ученый собрал минералы во время кругосветного путешествия. Представится ли возможность и у него, специалиста по физической географии, совершить подобную экспедицию и привезти такой же ценный материал? Понятно, что прошло время, и люди помнят только имя Постельса, а ведь он путешествовал далеко не один, значит, имена его помощников не отпечатались в истории. Вот и у Арбенина так же получится — не его, а Кондратьева, который и возглавит экспедицию, будут помнить потомки.

Николай Петрович скептически усмехнулся, чуть сожалея о том, что придется отказаться от должности руководителя экспедиции. Но тут же вспомнил милое личико Веры и понял, что эта девушка ему гораздо дороже карьеры. И как же это юное создание будет относиться к бывшему преподавателю, да еще и с неприглядной характеристикой? Если, конечно, он окажется в таком положении…