Прощание с Россией - [17]

- Какого лешего уставились на его руки?! - пробасил снизу Иван Як, и сразу встали шурупы моторчика куда надо.

Я спрыгнул со стремянки, бросил на снег техническую сумку и козырнул начальнику штаба:

- Машина готова к полету!..

Иван Як взобрался по стремянке на крыло и буркнул в сторону начальника штаба:

- И чего, старина, икру метал? Белую булку, что ль, с утра не привезли?..

Полковники усмехнулись, майор, старый язвенник, пригрозил Иван Яку кулаком, но, все понимали, по-доброму.

Спустя две минуты от огромного самолета остался на земле только снежный вихрь.

Иван Як вернулся часа через три, к нему тут же помчалась, подскакивая на ледяных натеках, скорая помощь.

Боже, как несся я к самолету! Решил, Скнарева ранило или убило! Нет, скорая помощь увезла нижнего стрелка, рука которого безжизненно свисала с носилок.

Газик с рваным брезентовым верхом увез экипаж в подземную столовую перекусить, но тут же по тревоге доставил обратно. Штабной бежит с радиограммой из штаба флота: немедля вылететь на разведку. Скнарев, Иван Як и дядя Паша, рябой мордастый стрелок-радист, сверхсрочник, торопливо дожевали свои бутерброды, полезли, было, по стремянке вверх, да тут же спустились: нижнего стрелка-то нет. А нового не прислали.

Ищут замену, а запасной воздушный стрелок был в тот день посыльным в штабе, угнали его куда-то с бумагами.

Двадцать минут прошло, полчаса. Отошли к курилке, стоят рядышком. Скнарев и Иван Як плечами друг друга поддадут, греются.

В землянке они резко отличаются друг от друга. По одежде хотя бы. На Скнареве выгоревшая солдатская гимнастерка, обмотки. Иван Як со своим морским кителем, с орденским перезвоном, - барин. А тут оба в одинаковых зимних комбинезонах. У Скнарева - новенький. Карманы и на груди и на коленях. Скнаревский планшет с картами под целлулоидом на длинном брезентовом ремне.

У Иван Яка комбинезон с заплатой на локте, лоснящийся; коричневый шлем - тонкий, в обтяжечку, истертый на затылке до белой подкладки, видать, с японской кампании привез. И очки оттуда, маленькие, круглые "очки-бабочки", довоенные очки, теперь таких не делают; бережет Иван Як и шлем, и очки, верит - счастливые...

Лица у Скнарева и Иван Яка чем-то сродни. Грубоватые, широкие, плоские, лопатой - мужицкие. Подбородки - церковные замки. Родня, вроде.

А приглядишься... У Скнарева глаза неподвижные, как у слепца. Неулыбчивые. И какие-то виноватые, что ли? "Козью ножку" изо рта не выпускает, зубы от махры черные. А ведь выдают штурманам "легкий табак". Нет, крутит по-солдатски, по-тюремному, "козью ножку"...

Привык, да и отвыкать не хочет. Как еще повернется?..

У Иван Яка тоже скулы и уши вразлет. И папироску сосет, не выпуская. Глаза цвета голубого пламени, холодноватые. Смотрит на собеседника недоверчиво-испытующе. Мол, что за фрукт... Широкий, с мясистыми ноздрями нос то и дело вздрагивает. Не то Иван Як чихнуть хочет, не то посмеивается про себя...

О майоре Фисюке и говорить нечего, даже полковники из дивизии обращаются к Иван Яку осторожно-почтительно...

А улыбнется, и сразу другое лицо у Иван Яка, светлая у него улыбка, приязненная, глаза теплеют, светятся живым огнем. Не Иван Як, сама доброта, подходи, не бойся...

Так уж сложилось, что я видел Иван Яка чаще всего улыбающимся. Или поющим. Есть такие безудержно-веселые люди, не очень задумывающиеся о жизни, и мне казалось, что наш бесстрашный добряк-командир из таких.

Полчаса прошло, Иван Як уже из плоской бутылочки отхлебнул, и Скнареву протянул, тот отказался. Ковырнул Иван Як аварийный паек, вытянул оттуда шоколадку (только Иван Яку разрешали "разорять" аварийный борт-паек, да и не разрешали вовсе, а смотрели сквозь пальцы...)

Из губы Полярной, где находится штаб Северного Флота СССР по всем видам связи - гром и молния... Почему не вышел самолет-разведчик?! Немцы вот-вот начнут операцию против союзного конвоя, а никто ничего не знает!

Фисюк бегает белый как смерть. Иван Як махнул в его сторону рукой, толстущие губы скосил в язвительной усмешке.

А вот, вижу, и Скнарев встревожился, повел плечами, как от холода. Дело-то не шуточное...

Я был технической "обслугой", младшим авиаспециалистом, бросил на землю свою техническую сумку и подошел к Иван Яку вполне официально:

- Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант. Раз такое дело, могу слетать нижним стрелком. Пулемет "ШКАС" сдавал еще в школе. Кабину знаю.

- Земеля, - пробасил он добродушно. - Так ведь это дело!.. Александр Ильич, не против?..

Александр Ильич Скнарев только улыбнулся мне: на что Иван Яку его одобрение!

Хотя техник звена и мямлил что-то протестующее (и без того специалистов не хватает и как бы из штаба полка не намылили шею), но тут же стал прилаживать ко мне парашют: в конце-концов отвечает не он, технарь, земная власть, а командир.

О строптивых летчиках вообще давно существовало на Большом аэродроме у технарей цинично-грубое присловие: "лети-лети, мать твою ети..."

Это был мой первый вылет с полярного аэродрома Ваенга, прямо скажу, памятный... Правда, мутило меня весь полет, и думал я первые час-два более всего о том, когда, наконец, приземлимся. Да и посадили ведь в плохо оттертую кровь, остались брызги и на стволе, и на патронной ленте.