Прощание - [22]

Когда запели хорал, Фек ущипнул меня за ногу и вместо молитвы стал распевать ругательства и сальности, на все лады коверкая имя «Доминик Газенэрль». Каждый должен был бросить на гроб лопату земли. Когда очередь дошла до Гартингера, Фек, стоявший сзади, незаметно толкнул Гартингера, и от испуга тот выронил лопату. Фек возмущенно оглянулся, словно это его самого толкнули.

— Безобразие! — Мы с трудом удержались, чтобы не прыснуть со смеху.

По дороге домой мы повели на Гартингера атаку. По знаку Фека все трое начали хохотать:

— Ха-ха-ха! Умрешь со смеху! — Фек, кривляясь, приплясывал перед Гартингером.

Гартингер затыкал уши и пытался убежать от нас. Тогда Фрейшлаг поднял его и понес, как гроб. Это была игра в похороны. Я в роли священника шел впереди и бубнил молитвы. Фек следовал за «гробом», изображая траурную процессию. Только на Терезиенштрассе, перед домом Гартингера, Фрейшлаг торжественно опустил его, а Фек дал «гробу» такого пинка, что тот живо вскочил на ноги и понесся вверх по лестнице.

XVI

У отца с матерью завелась тайна. С тех пор как бабушка вернулась из Лейпцига, куда она ездила к дяде Карлу, не проходило дня, чтобы у нас не собирался семейный совет. Дядя Оскар, лейб-врач принца Альфонса, чуть не каждый день вместе с бабушкой приходил к обеду.

В эти дни Христина подавала мне обед в мою комнату, а я пальцем о палец не ударял при этом. «Так оно водится», — говорил я себе, развалясь в кресле, словно между Христиной и Гартингером было что-то общее и словно они заключили против меня союз.

Иногда же, наоборот, я усердно помогал ей и всячески перед ней лебезил, стараясь выведать то, что все от меня скрывали, но она только прикладывала палец к губам:

— Тс! Тс! — и сокрушенно вздыхала: — Господи Иисусе… Бедный господин Карл… Ох-хо-хо!

Дядю Карла я знал хорошо. Он служил адвокатом в имперском суде. Однажды он дрался на дуэли и потом целый год просидел в крепости Пассау. Дуэль произошла из-за какой-то любовной истории, героиней которой была танцовщица, по имени Мария Ирбер. Когда я был маленьким, дядя Карл сажал меня верхом к себе на колени и начинал катать; а кроме того, он знал множество неприличных слов. Они с отцом некогда входили в одну студенческую корпорацию. Отец подготовил дядю к государственным экзаменам, а другие корпоранты исхлопотали ему службу в Лейпциге. Не так давно дядя женился; меня тоже взяли на свадьбу и по этому случаю купили новый матросский костюм. Венчание должно было состояться в церкви Габельсбергов. По дороге в церковь отец и мать говорили о том, что дяде Карлу действительно повезло: он «сделал хорошую партию». Но дядя Карл опоздал на венчание, мы ждали его в ризнице целый час, отец тщетно разыскивал его по телефону, пастор в полном облачении утешал невесту, мою новую тетю Гертруду, а она у всех занимала носовые платки и плакала навзрыд. Дядя Карл появился в то самое мгновение, когда уже решили перенести свадьбу на следующий день. Он извинился, сказав, что страдает мигренью и провел ужасную ночь. «Ужасная ночь» наполнила маленькую ризницу такими пронзительными пивными парами, что отец попросил священника ускорить процедуру венчания, так как дамы и без того устали… На свадебном обеде в ресторане «Четыре времени года» на десерт подали пломбир.

Стараясь проникнуть в тайну взрослых, я срочно заболел ангиной. Я лежал в постели, и дядя Оскар пришел меня проведать. Он прописал мне компресс и порцию малинового мороженого. Я задал ему несколько «спасительных» вопросов, он размяк и выдал семейную тайну.

На второй день после приезда бабушки в Лейпциг дядя Карл, не закрыв душа в ванной, голый выбежал на улицу, и, схватив чей-то велосипед, покатил в суд. Велосипед, которым дядя Карл воспользовался для своего путешествия нагишом, принадлежал рассыльному из соседней булочной; в поднявшейся суматохе велосипед исчез, и пришлось возместить его стоимость. Дядя Карл ворвался в зал заседаний, откуда, воспользовавшись переполохом, чуть не сбежал обвиняемый — тяжкий преступник. Голого дядю Карла связали и отправили в психиатрическую больницу. Болезнь, которая привела к этому припадку, началась, в сущности, много лет назад, но вовремя на нее не обратили внимания и не лечили как следует. Подробнее распространяться на этот счет дядя Оскар не пожелал. На днях дядю Карла перевезли из Лейпцига в Эгельфинг, большую казенную больницу под Мюнхеном.

Кстати, я узнал, что у меня есть еще дядя, имени которого родители никогда не упоминали, — дядя Гуго. Лишь изредка в семье у нас заговаривали об «эмигранте». Он жил на Яве. Этот дядя, как выразился. дядя Оскар, не сумел сохранить в порядке доверенную ему кассу и в день, когда нагрянула ревизия, скрылся. Семья помогла ему перебраться за границу…

— В ближайшее воскресенье мы поедем в Эгельфинг навестить дядю Карла, — сообщил в заключение дядя Оскар. — Если ты выздоровеешь, мы и тебя возьмем. Иной раз один вид детей оказывает на такого рода больных благотворное действие.

Боль в горле мгновенно прошла, и на следующий день мне разрешили встать.

Отец сказал, что дядя Карл заболел от переутомления — усиленная работа подействовала на мозг, дядя ужасно страдает.