Прощание - [122]

Шрифт
Интервал

Я сказал, помолчав:

— У меня нет товарищей. Только ты один.

— Да что ты во мне нашел особенного? Таких, как я, множество… У тебя будет множество товарищей.

— Где же оно, это множество? Почему они прячутся? Как их найти? Покажи мне их!

— Они сами придут к тебе.

— Когда? Когда?

— Когда они понадобятся тебе и когда наступит для этого время!

— А что же сейчас делать?

— Учись! Думай!

Ох, закрыть бы глаза!

«Я не хочу думать», — чуть было не сказал я, но, вспомнив Крейбиха, проглотил эти слова и ответил:

— В одиночку я ни до чего не додумаюсь.

— А ты не ленись. За тебя никто думать не обязан.

— Домашняя обстановка душит меня.

Мы стояли у аптеки на Терезиенштрассе. Я часто бегал сюда за порошками от мигрени для матери.

А может быть, следовало бы в угоду матери… Для этого нужно быть титаном… Тебя еще тоже ждут сюрпризы… Гартингер протянул мне руку на прощанье, но все не уходил.

— Сразу ничто не бывает просто и ясно. Все берется с боя. А с домашней обстановкой ты уж как-нибудь сам справься.

У меня вырвалось:

— До чего же вы все трезвые люди!

Гартингер выпустил мою руку.

— Ты что хочешь этим сказать?

— Вот если бы все, кто «против», так же могли загореться прекрасным воодушевлением. Вот если бы явился гений, социалистический вождь, который кликнул бы клич! Ведь тысячи людей жаждут подвига, тысячи готовы принести сверхчеловеческие жертвы. А он, великий, объявил бы войну войне, и все мы пошли бы на эту войну, священную, справедливую… Голос его услышали бы все народы, по всей земле. Миллионы откликнулись бы на его призыв и последовали бы за ним. Мы увидели бы развернутые знамена, реющие над нами, услышали бы мерный шаг миллионов, от рокота которого сильный стал бы сильнее, слабый обрел бы уверенность, а враг затрепетал от страха. О, почему мы так скромны? Почему так безгласны? С нас многое спросится. Человек стремится к великому. Он стремится выйти за пределы своих возможностей. Стремится жить в будущем! Немец хочет видеть Германию свободной, сильной и прекрасной, такой, которая делала бы его свободным, сильным и прекрасным… Француз хочет видеть такой Францию, русский — Россию… С нас спросится все, что делает человека свободным, сильным и прекрасным! Только под этим знаменем мы победим! Ведь должен же родиться новый мир, новая любовь, новая дружба, новая правда, новая справедливость! Должен родиться новый человек! Герой, побеждающий голод и войну! Должно родиться новое учение о жизни, о смерти и о бессмертии! Помнишь, ты сказал однажды: «Товарищ, дерзай мечтать!»

— Но ведь существует и сегодняшний день, — помолчав, нерешительно возразил Гартингер.

— А разве то, о чем я говорю, не сегодняшний день?! Кто не дерзает подняться выше требований дня, тот, по-моему, не поспеет и за повседневными требованиями… Очень возможно, что мне еще много, много надо учиться и что мне меньше, чем кому бы то ни было, к лицу критиковать и давать советы. Но я знаю одно: то, чего я так страстно хочу, спросится с нас. Спросится! Сегодняшний день — это война, и нам необходимо загореться воодушевлением борьбы против войны! Укажем же людям светлый путь разума среди всего этого безумия. Самое великое, к чему стремится человек с тех пор, как он себя помнит, спросится с нас… с нас…

Гартингер крепко пожал мне руку.

— Ты сказал очень много важного, друг! До свидания! Мне хочется подумать над всем этим.


* * *

В кафе «Стефани» было пусто.

Реяли флаги, всюду по-прежнему реяли флаги. Время близилось к полудню. Я сел у окна.

Кельнер принес газеты и сказал:

— Сейчас пройдет полк Листа.

Во время спектакля в Мюнхенском камерном театре Ведекинд выступил с патриотической речью. В одной из газет было напечатано воззвание анархистов, снабженное благожелательным примечанием редакции, оно было озаглавлено: «На зов кайзера откликнулись все, все».

«Что же такое эта война?» — спрашивал я себя с новой тревогой и, стараясь рассеять собственную неуверенность, ответил себе словами Гартингера: «Борьба идет за рудный бассейн Лонгви, народы вынуждены проливать кровь за новые рынки сбыта и сверхприбыли капиталистов».

«Так что же, значит, мы не должны обороняться, даже если враг нападет на нас?»

«Перечитай речи кайзера за последние годы, вспомни хотя бы о „прыжке пантеры“ и подумай — кто же этот враг: русские или французские рабочие и крестьяне?… Стой твердо на своем! Не сдавайся! Не позволяй сбить себя с толку!»

«Но это еще не все. Это еще не вся война, тут еще многого не хватает. Надо изучить войну. Но начать надо не с изучения войны, а с изучения мира. Даже с ним далеко не все ладно…»

— Идет полк Листа! — крикнул кельнер, стоявший у двери.

И вот уже гремят литавры, бьют барабаны и оркестр играет: «Был у меня товарищ…»

Все, что до этой минуты двигалось по улице в разных направлениях, вдруг дружно устремилось в одну сторону. Окна с шумом распахнулись, балконы, переполненные до отказа, словно подались вперед, в подъездах и подворотнях толпились мужчины в рабочих блузах, женщины в передниках…

Точно какая-то сила вышвырнула меня на улицу. Оттесняя меня к стене дома, надвигался поющий людской вал. В центре его высились дула винтовок, из которых торчали цветы.


Еще от автора Иоганнес Роберт Бехер
Трижды содрогнувшаяся земля

«Трижды содрогнувшаяся земля» (перевод Г. Я. Снимщиковой) — небольшие рассказы о виденном, пережитом и наблюденном, о продуманном и прочувствованном, о пропущенном через «фильтры» ума и сердца.


Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

БВЛ — Серия 3. Книга 10(137). "Прощание" (1940) (перевод И. А. Горкиной и И. А. Горкина) — роман о корнях и истоках гитлеровского фашизма. Это роман большой реалистической силы. Необыкновенная тщательность изображения деталей быта и нравов, точность воплощения социальных характеров, блестящие зарисовки среды и обстановки, тонкие психологические характеристики — все это свидетельства реалистического мастерства писателя. "Трижды содрогнувшаяся земля" (перевод Г. Я. Снимщиковой) — небольшие рассказы о виденном, пережитом и наблюденном, о продуманном и прочувствованном, о пропущенном через "фильтры" ума и сердца.Стихотворения в переводе Е. Николаевской, В. Микушевича, А. Голембы, Л. Гинзбурга, Ю. Корнеева, В. Левика, С. Северцева, В. Инбер и др.Редакция стихотворных переводов Л. Гинзбурга.Вступительная статья и составление А. Дымшица.Примечания Г. Егоровой.Иллюстрации М. Туровского.


Рекомендуем почитать
Спрут

Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).


Сказка для Дашеньки, чтобы сидела смирно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нуреддин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Канареечное счастье

Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.


Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".