Прощальное эхо - [16]

— Знаешь, Оксанка, наверное, мы не поедем на общественном транспорте, а возьмем такси.

— Давай, — согласилась она, хотя и не видела особой разницы между маршруткой и не снабженным приличным кондиционером «жигуленком». Отец направился к томившемуся поблизости «БМВ». Водитель высунул голову в окно, выслушал его и развел руками: дескать, нет, извини, занят… Следующей стояла новенькая «девятка» фиолетового цвета, словно штемпельная подушечка. Ее владелец странным образом сидел с наглухо закрытыми стеклами и, похоже, дремал. Отец деликатно постучал пальцами по стеклу. Водитель оживился. О чем они беседовали, Оксана не слышала, но наверняка оперативно договорились. Вскорости папа радостно замахал ей рукой. Она, отлепив от расплавленного асфальта уже начавшие проваливаться вглубь шпильки, направилась к машине и вдруг заметила, что хозяин «штемпельной» «девятки» еще что-то сказал отцу. На лицо того мгновенно набежала тень, щека нервно дернулась, он снова наклонился к окну, и тут уж Оксана услышала, как он тихо и смущенно произносит:

— А подешевле никак нельзя?

Ей вдруг стало ужасно жаль отца, оказавшегося в неловком положении: с одной стороны, он с его зарплатой инженера, видимо, не может позволить себе выбросить такую сумму, с другой — ему страшно неудобно перед дочерью. Плюнуть и отказаться от машины тоже немыслимо. Вся ее ярость и злость, которая последние сутки мелкими каплями яда изливалась на Тома, мгновенно подкатила к горлу и готова была уже выплеснуться на чересчур наглого «водилу».

— Итак, сколько же мы хотим? — поинтересовалась она, подойдя к машине.

— Триста тысяч, — равнодушно и как-то даже весело изрек хозяин «девятки». — Можете, конечно, за пять пятьсот в «автолайновском» гробике доехать до «Речного». Никто вас не неволит, но дешевле не найдете.

И тут он удосужился повернуться к ней. Оксана с тихим злорадством представила, как он натыкается взглядом сначала на ее стройное бедро, туго обтянутое белой юбкой, как поднимает глаза к умопомрачительно тонкой талии, потом к груди, обрисованной мягким шелком оливковой блузки… Когда их взгляды скрестились, она была уже почти спокойна. Рот у «водилы» приоткрылся, маленькие выпуклые глазки под жиденькими бровями сверкнули даже не масляно, а просто удивленно. Он увидел ее лицо… Оксана уже привыкла к подобной реакции, знала, что редко кто рассматривает в ней банальную, роскошную самку. Для этого она была слишком необычна и слишком красива.

— Ну так что, едем, папа? — губы Оксаны медленно сложились в улыбку. — Или найдем себе что-нибудь поприличнее?

— Девушка, ну, для такой красавицы, как вы, я готов сделать исключение!.. Эх, а поехали вообще бесплатно! — «Водила» молодецки махнул рукой, чтобы, видимо, разрядить обстановку. Оксана в ответ только усмехнулась. Она была почти уверена, что, увидев ее, он повезет и бесплатно, и с ветерком, и с музыкой, и сам еще приплатит, лишь бы только посидеть с ней полчасика в одной машине. Нет, попадаются, конечно, типы, которые и собственную мать задарма не повезут, но этот жидковолосый, пучеглазый, пузатенький, видимо, никогда не был избалован вниманием красивых женщин и всю жизнь мечтал о такой, как она, до слюней, до жалобного скулежа…

— Нет, мы не можем принять от вас такую жертву. — Оксана развернулась, взяла отца под руку и зашагала прочь. От близости папиного локтя стало еще жарче, но ей необходимо было сейчас чувствовать его прикосновение… Господи, что такое были для нее эти жалкие триста тысяч? Можно было швырнуть их этому шоферюге, достав из своей сумочки, но как сделать это после отцовского сконфуженного вопроса: «А подешевле нельзя?» Можно было тихонько сунуть деньги папе в карман. И тем унизить еще больше?.. До родной улицы Рогова они добрались на старом «москвичонке» с прелестным дедушкой за рулем, который страшно стеснялся попросить сорок тысяч. У подъезда отец, поблагодарив, вручил ему «стольник», чем привел старичка одновременно в восторг и смущение.

За год с небольшим ничего здесь не изменилось. Те же клены и липы возле подъездов, тот же тщательно выметенный добросовестной дворничихой асфальт, тот же маленький зеленый домик телефонного узла по пути в булочную, те же старички и старушки, чинно здоровающиеся друг с другом. Почти все дома поблизости принадлежали когда-то Институту Курчатова, и люди в основном здесь жили интеллигентные. Правда, на лето многие разъезжались по дачам и сдавали квартиры, но даже приезжие на улице Рогова селились почему-то на редкость приличные, прекрасно вписывающиеся в неспешный ритм жизни. У местных старушек даже было заведено делиться впечатлениями о постояльцах, снимающих комнаты, причем беззлобно, словно речь шла об их детях или внуках. Оксана прекрасно помнила, как переживала соседка сверху, Мария Григорьевна, когда ее жилец армянин Алик заработал себе радикулит и на целую неделю оказался прикованным к постели. Наверняка сейчас она вместе с мамой ждала ее появления.

Дверь квартиры открылась еще до того, как успели сомкнуться створки лифта. Мама, споткнувшись о кожаный чемодан и ойкнув то ли от неожиданности, то ли от радости, кинулась Оксане на шею. Сегодня на ней был тот самый голубой костюм с мелкими белыми тюльпанами, который в свой последний визит в Москву привез ей в подарок Клертон. Оксана с удовольствием отметила, что сидят и юбка, и жакет хорошо, значит, с размером она не ошиблась. И супермодный, фигурный вырез спереди тоже маме идет. Вот только эти ужасные складочки на груди… Наверняка под тысячедолларовый костюм мама надела лифчик еще из советских запасов.