Прорыв на Харбин - [59]

Разгром под Муданьцзяном надломил войска 5-й японской армии не только физически, но есть громадными потерями в людях, технике, вооружении, но и морально. На пути к Ханьдаохэцзы, в узостях Чжаньгуанцайлинского хребта, нам пытались оказывать сопротивление лишь отдельные группы и части, в том числе 1-я моторизованная бригада смертников. Но с ними справлялись авангарды 22-я стрелковой дивизии. Замедляли темп наступления плохая горная дорога, полностью разрушенные дорожные сооружения да скученность войск армии, продвигавшихся к перевалам одной колонной - пехота и артиллерия вперемежку с танками.

18 августа, когда передовые часта армии вышли в район станции Ханьдаохэцзы, нас известили о капитуляций Квантунской армии, а вскоре началась массовая сдача в плен полков и дивизии 5-и японской армии. События, предшествовавшие этому факту, достаточно полно описаны в нашей литературе. Отмечу только, что тогда, на фронте, нам не совсем ясна была длительная пауза между заявлениями японского императорского правительства о том, что оно принимает условия капитуляции, и практическим ее осуществлением. Ведь Квантунская армия у нас на глазах теряла остатки боеспособности, и продлись боевые действия еще несколько дней, некому было бы и капитулировать - остались бы только штабы да тыловые часта.

Дипломатические маневры японского правительства, попытки выиграть время были связаны, по-видимому, и с иллюзорной надеждой на Квантунскую армию, на то, что ее войскам удастся хотя бы временно восстановить развалившийся фронт. В связи с этим напомню один документ, который характеризует создавшуюся обстановку и показывает, как реагировало на нее наше командование:

"От Генерального штаба Красной Армии

Главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Василевский 17 августа передал командующему войсками японской Квантунской армии следующую радиограмму:

"Штаб японской Квантунской армии обратился по радио к штабу советских войск на Дальнем Востоке с предложением прекратить военные действия, причем ни слова не сказало о капитуляции японских вооруженных сил в Маньчжурии.

В то же время японские войска перешли в наступление на ряде участков советско-японского фронта.

Предлагаю командующему войсками Квантунской армии с 12 часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен.

Указанный выше срок дается для того, чтобы штаб Квантунской армии мог довести приказ о прекращении сопротивления и сдаче в плен до всех своих войск.

Как только японские войска начнут сдавать оружие, советские войска прекратят боевые действия.

17 августа 1945 года 6.00 (по дальневосточному времени) "{51}.

Поскольку ни в этот день, ни в первой половине следующего дня командующий Квантунской армией генерал Ямада не дал ответа на эту радиограмму, командующий 1-м Дальневосточным фронтом 18 августа направил в Харбин на транспортных самолетах особоуполномоченного Военного совета фронта генерала Г. А. Шелахова в сопровождении группы десантников. Генерал Шелахов успешно выполнил свою нелегкую и опасную миссию. 120 десантников овладели харбинским аэродромом, и после переговоров с начальником штаба Квантунской армии генералом Хата и другими генералами, возглавлявшими японский 40-тысячный гарнизон, генерал Шелахов отправил их самолетом на командный пункт 1-го Дальневосточного фронта.

Таким образом, сохраняя, как говорится, "хорошую мину при плохой игре" в смысле официальном, японский генералитет в то же время не очень-то сопротивлялся пленению, когда имел к этому возможности. Словесные ухищрения, попытки сгладить тяжелое поражение и обелить виновный в нем генералитет отчетливо прослеживаются и в трофейных документах Квантунской армии. Вот приказ .No 106, в котором командующий войсками этой армии генерал Ямада был вынужден признать необходимость полной и безоговорочной капитуляции, но сделал он это в чрезвычайно туманных выражениях. Первый пункт гласил:

"Я ставлю своей задачей достижение целей прекращения военных действий путем наилучшего использования всей армии в едином направлении и при неукоснительном выполнении воли императора..."

Следующие пункты и подпункты содержат столько словесной шелухи, что при желании их можно толковать по-разному - во всяком случае, не как вынужденный шаг разгромленной армии, а как нечто вроде взаимного желания враждующих сторон "стремиться к лучшему существованию, а также добиваться знаменательной и величественной задачи прекращения боевых действий"{52}.

Известно, что приказ, в котором войска не видят определенности и твердо поставленных задач, чаще всего оказывается малодейственным. Так случилось и с приказом No 106, отданным еще 16 августа, в десять вечера. Неудивительно поэтому, что на следующий день, 17 августа, генералу Ямада пришлось повторить этот приказ в более коротких и точных формулировках{53}. А между чем события на фронте шли своим чередом, японская армия продолжала быстро распадаться, ее дивизии и полки под натиском советских войск отходили в сопки, в тайгу, теряли связь со штабами и не могли получить приказ. Непосредственным результатом этой оттяжки, многоступенчатого - от токийских дворцов до армейских штабов желания что-то выгадать в безнадежной ситуации, явилась гибель еще нескольких тысяч японских солдат на Маньчжурском театре военных действий.