Пророки богов, или Импотенты - [40]

Пена бурунов от винта, моя пижама, в качестве трофея — снятая с сомалийского пирата, даже простая морская еда в виде её натурального трёхмерного изображения, всё это заставляет опасно перегибаться через борт и горловым воем отпугивать акул (хотелось бы думать, что таковые в этой луже имеются).

В очередной раз, промокнув зеленые сопли, понимаю, что-то здесь не так. Рыба плещется, место прикормленное, химических комбинатов с их сбросами в ближайшей округе нет, но кроме двух покрышек, старого башмака и больной, раздутой, страшно воняющей собаки в невод не попало ничего путного…

«Еще раз закинул старик невод в море…» — так, пока «Ай, да — Пушкина, ай, да — сукин сын» отдохнет, тянем вторые сети, старый ящик… Пустой? Нет, что-то внутри перекатывается. Ага. Вытянули южную кунью акулу, а может и барракуду, хрен их разберёт, качка же… Она — дрянь, после появления в людском обществе, от радости стала скакать по палубе, как дурная. Дали по голове багром — успокоили. Если бы в тот момент у меня был баян, обязательно дал бы аккомпанемент этому событию. Или, как говорят политкорректные наркологи: «Дайте в руки мне „баян“, растопчу его к х…м». Но об этом позже, сейчас главный ответ на второстепенный вопрос: что надо есть в таких диктуемых качкой условиях? Ответ напрашивается сам собой — непритязательное и самое дешёвое.

Отрезали у выловленной рыбины голову и хвост, вырезали плавники это — для ухи. Достали хребет и для навара в ту же кастрюлю. Больше костей у вкусняшки нет.

Где, что, а на море, при наличии такого крейсера (метров 10–12 длиной) удается почистить картошечки, порубить её удобной соломкой, пару морковок, две луковицы, соль, перец, лаврушка. Шумовкой снял пену.

Выглянул на палубу. Цунами и девятибалльного шторма не предвидится. На раскаленную сковороду масла растительного вылил решительно, для вкуса хотел чуть машинного добавить, но убоялся побоев, т. к. экспериментаторскими и творческими способностями в стиле Венечки Ерофеева, вечная ему память — не обладаю. С двух сторон в качающейся посудине обжарил двадцать минут назад выловленную рыбешку. Основательно отвлёкся от тошноты и рвоты. Выложил в ёмкость с высокими бортами, посолил поперчил, чуть сбрызнул лимоном и позволил создать себе шедевр.

Перед тем, как переходить к поеданию жарёхи, открыл ведерную ёмкость с ухой и… не бросайте только в меня свои тухлые яйца… влил туда для усиления аромата, сто грамм спиртового напитка.

Съел я с ребятками той рыбки, вволю запили её большим количеством ухи, она вошла в дырку килограммовыми бивнями в виде присадки и химического реагента… И в этом месте начинается смешная часть водевиля-фарса. Можете смело поинтересоваться у меня, а каковы, подполковник, ваши дальнейшие творческие планы, с учётом того, что вокруг загаженное нефтепродуктами море, а до британского монаршего двора, с его этикетами и правилами не так-то просто добраться?

После всего съеденного без труда добрался до гальюна. Там, к удивлению своего умиротворенного разума, сбросил только накопленное прямой кишкой.

— А как же порыгать? — интересуется душа. — Не хочешь, перегнувшись через борт, давай в дырку, вслед за дерьмом. Очень удобно…

Извините, однако, семьсот пятьдесят граммулечек, кристально чистого ржаного напитка, разбавленного забортной водой, сделали своё доброе дело, сдержали…

Впрочем, как говорил мне знакомый патологоанатом «зря он поторопился, считать себя живее всех живых». Это вам не по телевизору кушать печёные бананы с холодцом. Здесь всё смешнее и надёжнее.

Бесперспективный праздник закончился минут через сорок.

Опять на радость обитателей загаженной лужи, в виде местного залива, доказывая теорию круговорота еды в природе, метнул харч с протяжным пароходным гудком в набежавшую волну. Пару десятков чаек, спикировавших на бесплатное угощение, отведав человечьей, недопереваренной еды, с воды больше не поднялись и сами стали чьим-то деликатесом. Будем считать это обрядовым песнопениями и танцами в честь не до конца сформированного юнги.

* * *

И вот так, один-два раза в течение суток, на протяжении пяти дней, очень хорошо зеленым лицом встраиваюсь в окружающий маринистский пейзаж. Постоянно встрясывая, таким образом организм, мелким бычком отсекаю то, что называется излишним, калорийным питанием. Получил прекрасные, где-то даже загадочные впалые глаза и большие спасательные круги под ними же. Худоба выгодно выделяет меня среди других матросов, т. к. бушлат 48 размера очень хорошо лег на мои плечи, где и контрастирует с моим бывшим 56.

После эдаких экзерсисов, а проще — мерзких стрессов, когда твоя нога ступает на осклизлый берег, немым укором возникает вопрос, на какую скользкую дорожку в дальнейшем, она тебя, мудака, приведет?

Продолжим упражнения в метании блевотины на дальность и на меткость? Много возникает вопросов по поводу исполнения вышеназванных функций.

Так, а что у нас записано не сегодняшний день в книге судеб — книге ссудного дня? Ничего. Значит, ссуды не будет. Придётся пить за свои.

Портовый кабачок — вот же он, гостеприимно распахнул свои двери. Поддержим состояние стойкой изжоги? Welcome! Добро пожаловать! Кого могут остановить запредельные цены на выпивку, если «моряк вразвалочку сошел на берег, как будто он открыл пятьсот Америк». Тем более, когда в ходе браконьерской путины, пиранья тебе в член, закончился запас спиртного. Средство от обледенения гидроакустики, любимую гидрашку, следует получать на берегу, а бумажки для этого умею оформлять лишь я один. Да и ёмкость для этого также есть только у меня.