Пророк - [2]

Через несколько минут мы подъехали к нашему дворцу на Мойке. Распрощавшись с Морозовым, я прошел через тройные двери парадного подъезда и нос к носу столкнулся с дворецким.

— Петр Феликсович просили вас переодеться и быть к столу сей же час, — официальным тоном сообщил мне старик. — У их сиятельства важный гость.

Я кивнул и пошел на свою половину. Быстро скинув кроссовки и джинсовый костюм, пропахшие вонью «обезьянника», я принял душ, надел белую рубашку, костюм, туфли и завязал галстук. Наскоро расчесав непослушную шевелюру, я критически осмотрел себя в зеркале и направился в столовую.

Когда я вошел, отец с гостем уже обедали. Старший брат Виктор, сидевший возле отца, неодобрительно покачал головой, сестра Ирина даже не взглянула на меня, а лишь брезгливо поджала губы. Два лакея — один с подносом с гигантской супницей из голландского сервиза, другой с бутылкой мозельского — молча поклонились. Поздоровавшись, я сел за стол и оказался прямо напротив гостя. Это был пожилой седовласый китаец, маленький, как и все азиатское племя, одетый в строгий деловой костюм. Я подумал, что он один из партнеров отца: в последние годы наша семья все активнее вкладывала деньги в Азию. Но этот китаец не был похож на обыкновенного дельца. По тому достоинству, с которым он держался, я заключил, что гость принадлежит знатному роду. Вежливо кивнув мне в знак приветствия, китаец продолжил трапезу.

Один из лакеев поставил передо мной тарелку ухи и отошел к стене, покрытой затейливой резьбой.

— Познакомьтесь, господин Ли, — произнес мой отец, обращаясь к гостю, — мой сын Александр.

— Очень приятно, — китаец снова легко поклонился.

Он говорил по-русски весьма четко, с еле заметным акцентом.

— Александр, — в голосе обратившегося ко мне отца звучало легкое раздражение, — перед тобой господин Ли Ван Лунг, личный советник Императора Поднебесной. Он прибыл в Петербург на три дня по делам и хотел встретиться со всеми членами нашей семьи... хотя я не видел необходимости, чтобы ты присутствовал при этом.

— Очень приятно, — я привстал, приветствуя Ли Ван Лунга.

В комнате снова воцарилась тишина.

— Князь, — прервал затянувшуюся паузу гость, — мне показалось, что вы гневаетесь на сына.

— Да, — подтвердил отец, — он, увы, позор моего рода. Бездельник и гуляка, вечно доставляющий мне неприятности. К сожалению, прежде я уделял недостаточно внимания его воспитанию, а сейчас, боюсь, уже поздно. Время упущено.

Китаец пронизал меня внимательным взглядом, из-за которого я непроизвольно потупился в тарелку.

— Мне кажется, вы излишне строги к своему сыну, — заметил господин Ли после непродолжительной паузы. — Он сильный и неглупый человек. Просто не знает, как правильно использовать свою энергию. Я думаю, что он еще сможет найти свой путь в жизни.

Я с удивлением посмотрел на гостя.

— Видит бог, я бы ничего не пожалел, если бы кто-то сумел наставить его на путь истинный, — проворчал отец.

— Ловлю вас на слове, — мягко улыбнулся господин Ли. — Думаю, я знаю, как помочь молодому человеку найти себя.

— Сделайте такое одолжение, расскажите, — отец с интересом подался вперед.

— Ему нужен опытный и мудрый наставник.

— Еще пять лет назад ему был нужен ремень, — проворчал отец, — но сейчас уже поздно. Ему нужны ежовые рукавицы, и я, право, не знаю, где их можно найти для отпрыска знатного рода в нашем гуманном обществе. Такого оболтуса из любого военного училища выгонят с треском в первый же месяц. Да и я не хотел бы краснеть за его проделки перед военным министром.

Я почувствовал, что кончики ушей у меня краснеют.

— Дисциплина — залог хорошего обучения, — наставительно сказал китаец. — Но главное — это мудрый наставник. Полагаю, в Китае юноша сможет обрести и то и другое.

— Что вы предлагаете? — с явным интересом спросил отец.

— Я мог бы устроить вашего сына в обучение к одному очень большому мастеру ушу, — улыбнулся Ли. — Его зовут Ма Ханьцин. Мастер Ма родился в крестьянской семье и с раннего детства воспитывался в монастыре Шаолинь. Сейчас он известен по всему Китаю как великий мастер боевых искусств, знаток традиционной китайской медицины и мастер чань. Чань, — сказал Ли, обращаясь ко мне, — это одно из направлений буддизма, о чем вам, возможно, известно. Мастер Ма уважаем в Поднебесной настолько, что его даже неоднократно принимал император. В доме мастера царит поистине монастырская дисциплина. Она, безусловно, благотворно скажется на вашем сыне. Я думаю, что смогу уговорить господина Ма не только принять вашего сына в ученики, но и поселить его в своем доме. Один из моих сыновей сейчас живет и обучается у него. Разумеется, обучение у мастера Ма не будет похоже на обучение в вашей военной академии. Ученики, живущие в доме мастера, выполняют роль прислуги: занимаются домашними работами, ухаживают за учителем.

Я похолодел. Меня, потомка князей Юсуповых, хотели сделать слугой какого-то китайского крестьянина! Это было уже слишком.

— Неужели вы позволяете, чтобы ваш сын был слугой? — удивленно спросил отец.

— Как вы справедливо заметили, Петр Феликсович, молодому поколению нужна дисциплина, — степенно ответил господин Ли. — И она должна быть тем строже, чем выше положение и достаток семьи молодого человека, ведь представители высших сословий избавлены от многих тягот и невзгод, на которые обречены бедняки. Только тому, кто познал тяжкий труд и научился подчиняться, могут быть вверены большие капиталы и руководство людьми.