Пророк - [3]

– Уважаю ваши принципы, – кивнул Акерман. – Вы не представляете, сколько я встречал людей, которые винят общество, да и весь мир, за то, что с ними что‐то не так. Все мы в какой‐то степени жертвы обстоятельств. Мы привыкли думать, что распоряжаемся собственной судьбой, однако наша жизнь подчиняется силам, над которыми мы не властны, которых не понимаем. Вот в чем состоит правда жизни. Нас дергает за ниточки невидимый кукловод, и от этого никуда не денешься. Знаете, где у нас реальные рычаги управления? – Он дотронулся кончиком лезвия пятнадцатидюймового ножа до своего виска. – В голове. Я пришел не затем, чтобы вас убить. Удовольствия мне это не доставит. Однако меня тоже дергают за ниточки, как и любого из нас. Сегодня обстоятельства вынуждают меня причинить вам вред – только так я достигну цели. Я очень хорош в своем деле, уважаемая Розмари. Вся моя жизнь – постижение боли и мучений. Времени у меня не много, и я поделюсь с вами лишь толикой своего опыта, но, уверен, и этого будет достаточно. Вы мне все расскажете. Не сможете не рассказать. В вашей власти лишь повлиять на продолжительность собственных страданий. Итак, спрашиваю еще раз: где ваш внук?

Губы Розмари дрогнули, однако женщина промолчала.

Комната была пропитана ароматом корицы, и все же он не мог заглушить запаха пота и первобытного ужаса, которого Акерману так недоставало в последнее время. Он соскучился по страху, по осознанию своего могущества. Тем не менее возбуждение пока следовало сдерживать. Нельзя терять контроль над ситуацией.

– Начнем, пожалуй? Придется немного закрутить гайки – так ведь говорят? Вы удивитесь, но как раз на этом устройстве их и закручивают.

•

Акерман несколько минут забавлялся новой игрушкой, затем глянул на Розмари, подкрутил рукоятки, и полицейский забился от боли.

– Хватит! Я все скажу! – крикнула Розмари. – Он в Спокане, штат Вашингтон. Они прячутся в какой‐то заброшенной слесарной мастерской. Нашли жулика‐риелтора, тот и пустил их. Я уговаривала внука сдаться полиции, даже думала сама обратиться в участок, но живыми они с дружками не дадутся. Внук – это все, что осталось от моей семьи…

По щекам женщины побежали слезы.

Акерман нагнулся над машинкой, ослабил зажимы, сдавившие ноги полисмена, и голова пленника тут же бессильно откинулась на спинку стула.

– Благодарю, Розмари. Я вам верю и даже сочувствую. Ваш внук – плохой парень, однако это ваша плоть и кровь, и вы, несмотря ни на что, его любите.

Он подошел к столу, выдвинул стул, сел прямо перед Розмари и вытащил маленький блокнот в кроваво‐красной обложке.

– Я отношусь к вам с уважением, ценю вашу откровенность. Только поэтому дам вам шанс спастись. – Акерман открыл блокнот, вытащил из него ручку и начал писать. – Хочу, чтобы вы сами определили исход нашей маленькой игры. На первом листе я пишу «Хорек». Это наш первый полицейский. – Он вырвал страничку, скомкал ее и положил между ног на сиденье стула. – На втором листе напишем «Джеки Глисон». Это будет второй коп. Дальше – «Розмари». И еще два листка: на одном я пишу «никто не умрет», на другом – «все умрут».[1]

Акерман перемешал смятые бумажки и сложил на полу у ног Розмари.

– Надеюсь, смысл игры ясен? Тем не менее поясню: вы тянете жребий, а я убиваю того, чье имя вы выбрали. И все же у каждого из вас есть двадцать шансов из ста остаться в живых. Предупреждаю: если вы откажетесь играть или будете долго тянуть, я с удовольствием убью всех. Прошу не сопротивляться судьбе. От вас сейчас зависит одно: какой жребий вы вытянете. Не питайте ложных надежд – других вариантов нет. Если поступите неправильно, это лишь усугубит ситуацию. Выбирайте.

Розмари устремила на Акермана взгляд, полный ненависти, и тот вспомнил доктора Кендрика из психиатрической лечебницы Седар‐Милл. Врач однажды сказал, что у Акермана повреждена группа взаимосвязанных структур мозгового вещества – паралимбическая система, отвечающая за эмоциональную сферу, процесс целеполагания и мотивации, а также самоконтроль. Доктор изучил его мозг методами магнитного резонанса и обнаружил, ко всему прочему, дисфункцию миндалевидной железы, которая вырабатывает гормоны, вызывающие чувство страха. Дикие обезьяны с повреждением этой области безбоязненно приближаются как к человеку, так и к хищным зверям. Кендрик объяснил, что именно поэтому Акерман не ощущает страха, свойственного нормальному человеку.

Очевидно, у Розмари то же самое заболевание. Или она черпает силы из неведомого Акерману источника.

Розмари опустила взгляд на скомканные листочки и вновь уставилась на Акермана.

– Третий. Тот, что лежит в середине.

Акерман нагнулся, развернул записку и улыбнулся.

– Вам сегодня везет! Все остаются жить. Прошу прощения за то, что вам пришлось перенести такое испытание, однако в этом повинен не я. Как уже говорилось, все мы жертвы обстоятельств.

Он встал, собрал вещи и вышел на бульвар Макартура.

•

Акерман швырнул сумку в багажник голубого «форд-фокуса». Он не возражал бы против более стильного автомобиля, однако «форд» ничем не выделялся среди тысяч подобных ему машин, и соображения безопасности перевесили желание блеснуть. Акерман сел в машину и положил на соседнее сиденье драгоценности, бумажники и кошельки своих недавних пленников. Он терпеть не мог опускаться до банального грабежа, но за все приходилось платить, а вор из него был не лучший, да и времени на то, чтобы промышлять грабежами регулярно, не хватало.