Пророк из 8-го «б», или Вчера ошибок не будет - [16]
— В сухумском обезьяньем питомнике, — басом сказал он, — не отрубают лапы орангутангам, которые таскают бананы. А когда недавно один орангутанг пообещал исправиться, то ему поверили все обезьяны.
После занятий я быстрее побежал домой, чтобы засесть за учебники. Проторчав в школе пять уроков, я с ужасом обнаружил, что за минувшие десять лет начисто растерял даже те крохи знаний, которые у меня когда-то были. И на алгебре, и на литературе, и на физике я чувствовал себя так, точно попал в общество иностранцев, где говорят на непонятном мне языке.
— Карпуха, а хоккей? — спросил у меня во дворе окончательно проснувшийся Димка Соловьев. — Я сейчас клюшку обмотаю и зайду за тобой.
— Никаких хоккеев! — твердо сказал я. — Я завязал. Берусь за ум.
— Ну, ты даешь! — поразился Димка.
— Ты мне друг или не друг? — сказал я. — Видишь, что вокруг творится. Заниматься мне нужно. Понятно? И вообще… если я даже соглашусь на твой хоккей, у меня, я теперь все наперед знаю, так и так конек на правом ботинке отвалится. Начну надевать ботинок — и конек отвалится. А после из-за этого конька такой тарарам закрутится, вспомнить страшно.
— Тарарам? — захлопал глазами Димка. — Конек у тебя что, уже отвалился, или ты думаешь, что он отвалится?
— Ничего я не думаю, — буркнул я, восстанавливая в памяти то, что последовало з тот раз за отвалившимся коньком. — Я знаю.
Тогда, после уроков, я прежде всего сбегал в гастроном к Вене Сипатому. А потом примчался домой. И только стал надевать коньки, правый — хруп! — и соскочил с заклепок. Димка сидел на чемоданах, с которых папа обычно смотрит телевизор. На ногах у Димки поблескивали коньки, на коленях лежала клюшка. Димка сидел и подкидывал шайбу.
— Ну вот, — сказал я, рассматривая отвалившийся конек. — Поиграли.
Левая нога у меня была с коньком, а правая без конька.
— Ничего! — крикнул Димка. — Держи!
И послал в меня шайбу.
Двери превратились в ворота. Я стоял в воротах на одном коньке. Димка бил клюшкой. «Тынь!» — щелкала в дверь шайба, когда я ее пропускал. Я отбивал шайбу клюшкой. Прыгал на одном коньке у двери и отбивал. Один раз я отбил неудачно. Шайба взвилась через стол с грязными тарелками и щелкнула прямо в круглый аквариум, что приткнулся на треноге в углу комнаты. В аквариум входило полтора ведра воды. Полтора ведра растеклось под чемоданы, столы и кровать.
Ползая на четвереньках, мы с Димкой собрали рыбок в чайник. Вода под рукой оказалась только в чайнике. Но рыбки все равно подохли. Они плавали в чайнике вверх белыми пузиками. И остряк Димка еще сказал, что если чайник вскипятить, то получится великолепная уха. А тут прибежала снизу соседка и заявила, что ее заливает…
Так было в прошлый раз. И мне не хотелось, чтобы повторилось, как в прошлый.
— Не, — твердо повторил я, — никаких хоккеев! И ты, Димыч, не заходи за мной, пожалуйста. Все равно я никуда не пойду.
Но разве Димка мог не зайти за мной? Где это было видано, чтобы Димка гонял в хоккей, а я в это время сидел дома? Димка бы такого не пережил. Он, конечно, зашел за мной. И сказал:
— Если ты, Слава, боишься, что у тебя конек отвалится, то надевай мои. А я надену твои.
— Да ничего я не боюсь! — взорвался я. — Чего ты приперся? Отвалится он, я же точно знаю.
Димка недоверчиво хмыкнул и попробовал, как держатся коньки на моих ботинках. Подергал изо всей силы. Коньки держались крепко.
— Ерундистику какую-то придумываешь, — обиженно сказал Димка, надевая правый ботинок.
Надел, поднялся — хруп! — и конек на сторону.
— Видал! — закричал я. — И шпарь теперь давай домой. Шпарь! А то придумаешь прямо тут в комнате в хоккей играть.
— Правильно! — обрадовался Димка. — Прямо тут! А чего? Держи!
«Тынь!» — щелкнула в дверь шайба. И я не заметил, как вошел в азарт. Я отбивал шайбы не хуже заправского вратаря. Но об аквариуме я помнил каждую секунду.
И на этот раз шайба в аквариум не попала. Не обязательно же, когда играешь в комнате в хоккей, шайба должна попадать именно в аквариум. Шайба отлетела от моей клюшки и дзынкнула в окно. Два стекла она проскочила насквозь с удивительной легкостью. На подоконник и пол сыпанули осколки.
— Привет, — убито проговорил я, разглядывая острые фигурные узоры, оставшиеся по краям рам. — Я же тебя предупреждал, Димыч.
В красивую, окруженную кривыми стеклянными саблями дыру с улицы белесым дымком вливался морозный воздух.
— И все ты, — сказал я. — Я за ум собирался взяться, а из-за тебя вон чего получилось. Как я теперь буду уроки делать?
— Подушкой давай заткнем, — предложил Димка.
Однако подушкой заткнуть не удалось. Для такой дырищи требовалась не подушка, а целый матрац.
В комнате быстро похолодало, и Димка утащил меня к себе.
Жил Димка через дом от нас, в просторной комнате с тремя окнами и белой кафельной печкой до потолка.
Димкина мама гладила пеленки. В комнате пахло паленым и еще чем-то кисловатым.
— Митя, — сказала мама, — у нас кончилась картошка. И потом, ты знаешь, что Маринка получила за диктовку двойку?
— Знаю, — буркнул Димка. — Тут у самого столько уроков, а она…
— Придется тебе вечером объясняться на семейном совете, — предупредила мама.
