Пророчица - [53]

Конечно, риск — благородное дело, и не в обычаях храбрецов заранее калькулировать степень опасности. Как сказал поэт (он был родом с Кавказа, где еще и сейчас живы в памяти лихие набеги джигитов, ведомых своими горскими князьями-конунгами): «Тот не храбрец, кто в бранном деле думает о последствиях». И вообще: кто не рискует, тот не пьет шампанского (или что они там пили в свои временные лета). Но так пристало рассуждать и чувствовать рядовому дружиннику — их предводитель, князь, не может быть настолько неразумен, чтобы держаться подобных взглядов на риск, неизбежный на выбранном им пути. И дело вовсе не в его личной храбрости, а в той оценке, которую получат его походы после их завершения. В числителе этой оценки объем добычи, в знаменателе — количество потерь личного состава. Если знаменатель слишком велик, в следующий поход за ним никто не пойдет. Поэтому настоящий руководитель должен неустанно раздумывать, как ему максимизировать добычу и минимизировать боевые потери. Тем более, что самостоятельно искать решение этой дилеммы князю не нужно: оно общеизвестно с незапамятных времен. В большинстве случаев оказывается более выгодным не нападать напрямую на зажиточное поселение и тем самым нарываться на отчаянный отпор, а лишь угрожая таким нападением, вытребовать себе некоторую дань — выкуп за оставшееся не разграбленным и не сожженным село. Величина этой дани может быть и небольшой (пресловутая белка с дыма), чтобы сделка была взаимовыгодной и приемлемой для платящих выкуп, но если такие сделки регулярны и простираются на большие территории, то чего же еще желать князю и его дружинникам: риск операций минимальный, а в то же время они обеспечивают постоянный доход. Слава мудрому князю, сумевшему добиться такого результата и обеспечившему себе неиссякаемый поток желающих встать под его знамена. Однако на следующем этапе такого развития возникает проблема охраны «своей» территории: слоняющихся по округе шаек много, и жители, платя дань одной из них, не хотят (да и не могут) откупаться от всех прочих. Поэтому договор о ненападении должен быть заменен на договор об охране от прочего ворья. Таким образом, мы приходим к классической схеме «рэкета» (как называют эти отношения американцы): бандиты за определенную мзду «охраняют» ваш бизнес от других бандитов. Через некоторое время вся округа оказывается разделенной на «зоны влияния», в каждой из которых кормится отдельная шайка, сурово оберегающая свою кормовую базу от посягательств со стороны, но при случае готовая отхватить дополнительный кусок у одного из ослабевших соседей. Атаманы этих шаек, волей-неволей втянутые в сложные взаимоотношения между собой, заключают временные союзы, направленные на какую-то из враждебных группировок, постоянно грызутся, то и дело меняя союзников, какие-то зоны кормления переходят из рук в руки, шайки объединяются, раскалываются, меняют своих предводителей — в истории это рассматривается как династическая борьба — и в конечном итоге, оказываются вынужденными, чтобы внести некоторую устойчивость в существующий порядок, собираться на регулярные сходки атаманов и вводить некоторые общеобязательные правила, согласно которым должны распределяться области кормления.

Такая борьба и смягчающие ее соглашения между князьями, как предводителями разбойничьих шаек, и составляет суть «удельного периода» в развитии нашей отечественной государственности. Поскольку члены княжеских дружин по традиции называются «русами» (они же «варяги», то есть те, кто дал обет верности (др. — герм. wara) князю и своим соратникам, а по-русски такая клятва называется «рота» — отсюда ruotsi, как финны с тех пор называют шведов), вся территория, где они кормятся, получает название «русской земли» (то есть земли, принадлежащей русам), а проживающие на ней (за исключением самих членов разбойничьих шаек) становятся «русскими людьми». Национальность (язык, принадлежность к некой культурной общности и т. д.) здесь никакой роли не играет: как дружинники, так и жители находящихся под ними территорий могут быть любой национальности и принадлежать к самым различным племенам — чудь, меря и кривичи, в этом смысле, такие же «русские люди», как и поляне с древлянами. Деление на варягов (русов) и русских выражает не племенную принадлежность, а место, занимаемое в существовавшей тогда квазигосударственной структуре.

С точки зрения рассматриваемой нами проблемы, главное в таком подходе к пониманию истории Древней Руси заключается в признании фундаментального факта: восточноевропейские протогосударства того времени, объединяемые под общим названием «Древняя Русь», состояли из двух почти не смешивающихся между собой частей, каждая из которых жила своей жизнью. Одновременно сосуществовали две истории: история «власти» (именно ею и занимаются историки, поскольку она отражена в летописях, договорах, грамотах) и история «земли» (которая никем толком не фиксировалась и которая поэтому лишь изредка всплывает в исторических исследованиях, однако и про нее многое известно — надо лишь обратить на нее специальное внимание и не рассматривать ее как часть «княжеской» истории). Такая конструкция позволяла обеим частям будущего российского государства жить своей собственной жизнью, не заботясь о другом участнике этого симбиоза: