Пророчество - [6]

– Зачем дурную работу делать? – легко согласился Шпола. – Давайте по-честному, мужики: у этого происшествия – никаких перспектив. Максимум – оргвыводы для некоторых его участников. А Горелому хуже, чем есть, уж точно не будет.

– И какие предложения? – спросил дежурный.

– Считать все случившееся учением в обстановке, максимально приближенной к реальной. Слушайте, вы что, всерьез считаете, что Серега Горелый мог начать валить всех подряд из калаша? Могу с кем угодно забить на ящик коньяка, что до суда это дело не дойдет! А раз нет судебной перспективы – на фига козе баян?

Дежурный и старшина переглянулись. Остальной народ, толкавшийся в дежурной части, казалось, не обращал внимания на эти разговоры. Подобные дела здесь, среди своих, обсуждались и решались довольно часто.

– Я, вообще-то, даже еще и не оформил его… – начал было капитан.

– Давайте, мужики, не будем торговаться. – Шпола поднялся. – Взять со вчерашнего зэка нечего. Решать такие вещи за пару пузырей тоже не дело. Все же знают Горелого, верно? А эту макулатуру мы просто порвем – и в корзину. Лады?

Капитан пожал плечами:

– А мне что, больше всех надо?

– Ну так давай его сюда!

Дежурный безошибочно выбрал в ряду кнопок на панели нужную, снял черную эбонитовую трубку и произнес вполголоса в микрофон:

– Слышь, где там у нас Горелый сидит?

Пауза.

– И как он?

Короткая пауза.

– Да ничего особенного. Давай, выводи с вещами. – Не сдержался, добавил с ухмылкой: – Тут мамка за ним приехала. Сейчас сиську даст…

По такому поводу Шпола радостно разодрал пополам оба рапорта.

Потом – еще раз пополам.

Вмурованные в казенную стену часы показывали без четверти девять – время, когда начинает стремительно расти активность не только Конотопского городского отдела полиции, но и городских, районных, межрайонных и линейных отделов и отделений во всех городах, местечках, поселках и даже селах Украины. В этом работа конотопской полиции не отличалась от работы, которую делали коллеги в Шостке, Шепетовке, Сторожинце, Голой Пристани, Нежине и, уж тем более, в Киеве.

С девяти вечера и до часу ночи камеры предварительного заключения гостеприимно распахивают свои двери для алкоголиков, мелких воришек, наркодилеров, которых свозят из ночных клубов или задерживают на вокзалах, где всегда толчется всякий случайный люд. Везут сюда также иностранных граждан без документов и даже с документами, но требующими тщательной проверки. Святое дело – основательно «прокачать» какого-нибудь темнокожего или желтолицего с точки зрения возможности содрать с него или с его земляков-соплеменников выкуп. Не столь часто и не в таких количествах подвозят и проституток – не тех, которые разъезжают в такси от клиента к клиенту, и, уж конечно, не тех, вполне ухоженных и благоухающих недорогой, но приличной парфюмерией, что пасутся в кафе при отелях и саунах. Нет, сюда везут ветеранок професии: расплывшихся, с больной кожей, потрескавшимися от холода руками и подбитыми глазами, раскрашенных копеечными румянами, как снежные бабы нашего детства кусочками свеклы, и носами, цветом напоминающими лежалую морковь. Так выглядят и тридцатилетние, и сорокалетние привокзальные шлюхи-алкоголички, готовые исполнить любое желание клиента за двести граммов «паленки» в придачу к сотне гривен. И уличные наркоманки, чей верхний возрастной предел едва достигает двадцати пяти, потому что начинают они в шестнадцать – через год после того, как сделали первый укол «драпа», и через полгода после смерти от передоза того, кто вместе с первой инъекцией стал их первым возлюбленным. На панель их выставляют мелкие наркодилеры, которые по совместительству становятся такими же мелкими сутенерами, а спустя пять лет у этого «товара» окончательно истекает «срок годности».

Поэтому польза от таких задержанных – только в количестве, поскольку план по задержаниям за сутки никто еще не отменял, а порой начальство даже требует его перевыполнения.

Среди всей этой довольно унылой человеческой массы, конечно, встречаются яркие исключения, но в целом контингент настолько однородный, что в журналах регистрации задержанных по всей стране можно смело менять имена-фамилии, но род занятий и характер деяний останется одним и тем же.

Утром, обычно часов в девять, всех выпускают – как любят пошутить сами менты, «до вечера». В КПЗ остаются только иностранцы, которые еще не успели откупиться, и молодые пацаны, пойманные в районе вокзала с «кораблем» конопли в кармане. За них еще пару дней будут вестись с виду вялые, но упорные торги. Так все и движется по замкнутому кругу, созданному не нами и не сегодня и который еще не скоро удастся разомкнуть.

Когда Сергея Горелого вывели из камеры, двое патрульных как раз затаскивали в райотдел очередного пьяного. Шпола посторонился, пропуская их. Однако задержанный, который по пути сюда вел себя не агрессивнее, чем мешок с картошкой, внезапно, словно осознав, что угодил в полицию и сейчас его затолкают в душную камеру к таким же, как он сам, разразился длиннейшей возмущенной тирадой, состоявшей из виртуозного безадресного мата, и предпринял попытку вырваться. Молодые патрульные не сумели его удержать, и пьяный, к тому же здоровенный мужик, потащил их за собой на пол, словно якорь – легкие суденышки.