Пророчество Казота - [2]
- Ну, слава тебе, господи, - смеясь воскликнул Руше, - господин Казот, по-видимому, более всего зол на Академию, а так как я, слава богу, не...
- Вы? Вы кончите свою жизнь на эшафоте.
- Да что же это такое, в самом деле? Что за шутки такие! Не иначе как он поклялся истребить нас всех до одного!..
- Нет, вовсе не я поклялся в этом...
- Что ж это, мы окажемся вдруг под владычеством турок или татар или...
- Нет. Ведь я уже сказал: то будет владычество разума. И люди, которые поступят с вами так, будут философы, и они будут произносить те самые слова, которые произносите вы здесь вот уже добрый час. И они будут повторять те же мысли, они, как и вы, будут приводить стихи из "Девственницы", из Дидро...
Все стали перешептываться между собой: "Вы же видите, он сумасшедший". (Казот по-прежнему говорил все это чрезвычайно серьезным тоном). "Да нет, он просто шутит. В его шутках ведь всегда есть нечто загадочное".
- Так-то оно так, - сказал Шамфор, - но его загадки на сей раз что-то не очень забавны. Больно уж они партибулярны, как сказали бы древние римляне, а попросту говоря, несколько попахивают виселицей. Ну, и когда же все это будет, по-вашему?
- Не пройдет и шести лет, и все, что я сказал, свершится.
- Да, уж чудеса, нечего сказать (это заговорил я). Ну, а мне, господин Казот, вы ничего не предскажете? Какое чудо произойдет со мной?
- С вами? С вами действительно произойдет чудо. Вы будете тогда верующим христианином.
В ответ раздались громкие восклицания.
- Ну, - воскликнул Шамфор, - теперь я спокоен. Если нам суждено погибнуть лишь после того, как Лагарп6 уверует в бога, мы можем считать себя бессмертными.
- А вот мы, - сказала герцогиня де Грамон, {7} - мы, женщины, счастливее вас, к революции мы непричастны, это не наше дело; то есть немножко, конечно, и мы причастны, но только я хочу сказать, что так уже повелось, мы ведь ни за что не отвечаем, потому что наш пол...
- Ваш пол, сударыня, не сможет на этот раз служить вам защитой. И как бы мало ни были вы причастны ко всему этому, вас постигнет та же участь, что и мужчин...
- Да послушайте, господин Казот, что это вы такое проповедуете, что же это будет - конец света, что ли?
- Этого я не знаю. Знаю одно: вас, герцогиня, со связанными за спиной руками, повезут на эшафот в простой тюремной повозке, так же как и других дам вашего круга.
- Ну уж, надеюсь, ради такого торжественного случая у меня по крайней мере будет карета, обитая черным в знак траура...
- Нет, сударыня, и более высокопоставленные дамы поедут в простой тюремной повозке, с руками, связанными за спиной...
- Более высокопоставленные? Уж не принцессы ли крови?
- И еще более высокопоставленные...
Это было уже слишком. Среди гостей произошло замешательство, лицо хозяина помрачнело. Госпожа де Грамон, желая рассеять тягостное впечатление, не стала продолжать своих расспросов, а только шутливо заметила, вполголоса обращаясь к сидящим рядом:
- Того и гляди, он не оставит мне даже духовника...
- Вы правы, сударыня, у вас не будет духовника, ни у вас, ни у других. Последний казненный, которому в виде величайшей милости даровано будет право исповеди...
Он остановился.
- Ну же, договаривайте, кто же будет этот счастливый смертный, который будет пользоваться подобной прерогативой?
- И она будет последней в его жизни. Это будет король Франции. Хозяин дома резко встал, за ним поднялись с мест все остальные. Он подошел к Казоту и взволнованно сказал ему:
- Дорогой господин Казот, довольно, прошу вас. Вы слишком далеко зашли в этой мрачной шутке и рискуете поставить в весьма неприятное положение и общество, в котором находитесь, и самого себя.
Казот ничего не ответил и, в свою очередь, поднялся, чтобы уйти, когда его остановила госпожа де Грамон, которой, как ей было это свойственно, хотелось обратить все в шутку и вернуть всем хорошее настроение.
- Господин пророк, - сказала она, - вы тут нам всем предсказывали будущее, что ж вы ничего не сказали о самом себе? А что ждет вас? Некоторое время он молчал, потупив глаза.
- Сударыня, - произнес он наконец, - приходилось ли вам когда-нибудь читать описание осады Иерусалима у Иосифа Флавия? {8}
- Кто же этого не читал? Но все равно, расскажите, я уже плоха помню...
- Во время этой осады, сударыня, свидетельствует Иосиф Флавий, на крепостной стене города шесть дней кряду появлялся некий человек, который, медленно обходя крепостную стену, возглашал громким, протяжным и скорбным голосом: "Горе Сиону! Горе Сиону!", "Горе и мне!" - возгласил он на седьмой день, и в ту же минуту тяжелый камень, пущенный из вражеской катапульты, настиг его и убил наповал.
Сказав это, Казот учтиво поклонился и вышел из комнаты.
ПРИМEЧАНИЯ
Русский перевод появился в 1829 г. в книге "Некоторые любопытные приключения и сны из древних и новых времен" - см.: А. В. Федоров. Лермонтов и литература его времени. Л., 1967, стр. 337, примеч. 1.
1 Шамфор, Себастьен-Рок-Никола (1740-1794) - французский писатель, автор известных афоризмов (в русск. пер. см.: Шамфор. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. Изд. "Наука", М.-Л., 1966, сер. "Литературные памятники"). Обстоятельства его смерти соответствуют "пророчеству".
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.