Пророчество Двух Лун - [38]

– Ладно, – вслух проговорил Гай. И повернулся к своим пленникам.

Мужчина находился ближе к двери. Застыл в неловкой позе, губы искусаны, глаза злые. Женщина устроилась у противоположной стены и, судя по всему, не испытывала особенных неудобств, ни физических, ни душевных.

Гай сощурился. Они не муж и жена. И вероятно, не брат и сестра. Посторонние друг другу люди. Попутчики? Нет, и на простых попутчиков не похожи. Скажем так друзья.

Он решил начать с мужчины, но заговорить с ним не успел. Пленник широко распахнул глаза, и на его лице появилось такое глубокое, такое искреннее удивление, что Гай неожиданно смутился.

– Что? – бросил Гай отрывисто. – Что с вами?

Эмери не ответил. В первое мгновение пленник едва не совершил ошибку, спросив у главаря мятежников – уж не исчезнувший ли принц перед ними. Предостережение оказалось слишком сильным: странная мелодия возникла в мыслях Эмери – она напоминала злую вариацию темы Талиессина. Когда-то Эмери, расставаясь с Ренье, сыграл эту тему для брата и попросил запомнить ее. «Напевай, когда будешь плохо понимать происходящее с принцем. Если уловишь странности или несоответствия, знай: творится что-то неладное».

Мысленно Эмери пропел первые несколько тактов, но мог бы и не делать этого. Тема Талиессина звучала не просто странно, как бы мимо нот (что легко могло случиться, если, к примеру, у принца было бы скверное настроение), она перешла в другую гармонию, утратила былую светлую стройность; теперь в ней гремели диссонансы. Но не узнать мелодию, при всех постигших ее искажениях, Эмери не мог. Главарь мятежников был Талиессин.

И лучше бы не напоминать Талиессину о том, кто он такой.

Поэтому Эмери молчал. Ждал, узнает ли его принц.

– Мое имя Гай, – сказал, выждав некоторое время главарь. – Назовитесь теперь вы.

– Эмери, – сказал Эмери. – Я приближенный ко двору ее величества правящей королевы. Надеюсь на ваше благоразумие.

– Эмери? – Брови Талиессина взлетели. – Эмери? Вы ничего не перепутали?

Эмери не моргая смотрел на принца. Талиессин знал Ренье, дружил с ним – насколько Талиессин способен был на подобные отношения. Ренье проводил с наследником очень много времени. Не может быть, чтобы Талиессин не узнал сейчас в пленнике своего придворного.

Но Талиессин действительно не узнавал Эмери. Удивление принца не было наигранным.

Это был первый раз, когда братьев не перепутали. Даже проницательный Элизахар не различал двойников, когда те морочили ему голову в Академии Коммарши.

«Он эльф, – подумал Эмери смятенно. – Настоящий Эльсион Лакар. Мы слишком долго считали его выродком. Даже мы с братом, доблестные племянники доблестного Адобекка. Даже мы. Никто из нас не принимал Талиессина всерьез, и вот мне, похоже, настала пора расплачиваться за наше общее высокомерие. Потому что он видит не внешнее, как обычный человек, а внутреннее. Воспринимает не наружность, а то неуловимое, что делает каждую личность неповторимой».

И Эмери с удивлением понял, что испытывает не страх, а стыд.

Гай спокойно проговорил:

– Некогда я хорошо знал господина Эмери и могу вас заверить: вы с ним совершенно не похожи. Не могли бы вы назваться каким-нибудь другим именем? Иначе я, пожалуй, сочту вас лжецом и шпионом.

Он сделал короткую паузу и просто добавил:

– А мне бы не хотелось вас вешать.

– Мое имя Ренье, – сказал Эмери, опуская глаза. – Простите. Господин Эмери – мой родственник, и он действительно принят при дворе. Некоторые общие знакомые считают, что мы с ним похожи. Называясь его именем, я рассчитывал произвести на вас благоприятное впечатление.

– А, ну тогда другое дело, – беспечно произнес Гай. – Ваше извинение принято. Я хотел бы потребовать денег за ваше освобождение, но у нас, к сожалению, не будет времени ждать, когда ваша спутница вернется с платой.

– Я могу отдать вам то, что у нас с собой, – предложил Эмери.

Гай весело фыркнул.

– А я могу это и так у вас забрать, – сообщил он. – Тем более что руки у вас связаны.

– И ноги, – вставил Эмери.

Гай бросил беглый взгляд под ноги пленнику.

– Какие мелочи! – заметил он. И быстро подошел к пленнице. – А вы? Назовитесь.

– Уида, – отозвалась эльфийка.

В глухом звучании ее голоса Эмери безошибочно уловил обольстительные нотки, едва заметные и оттого еще более опасные.

Гай присел рядом с ней на корточки, взял ее руки в свои и принялся развязывать стянутые веревкой запястья. Уида смотрела, как он трудится. С досады эльфийка прикусила губу. По тому, что Гай не разрезал веревку, а взялся распутывать узел, она догадалась: решение у него уже готово и переубедить его не получится.

– Зачем вы возитесь с этим вервием, если все равно не собираетесь отпускать нас на свободу? – спросила она тихо.

Гай даже не поднял головы.

– Хочу поглядеть, что скрывается под этими покрывалами и плащами.

Уида вздрогнула – как показалось Эмери, от радости. Второй раз за все то время, что Эмери знал Уиду, до него донесся слабый отголосок ее собственной мелодии: внезапно затрепетавшая на ветру паутинка, пронизанная солнцем.

Уида зашевелила руками, скорее выдергивая их из грубых веревочных петель. Тряхнула головой, и покрывало само упало с ее волос. Неуловимое движение рук под горлом – долой пряжку! – избавило ее от плаща. Она осталась в платье. Стремительно встала, прошумев широченной юбкой. Эмери она показалась немного выше, чем Талиессин; вероятно, так оно и было: Уида превосходила ростом многих мужчин.