Пророчество: Дитя Земли - [7]

Акмед вздрогнул и посмотрел в камин. Последние угольки подернулись пеплом, и пламя исчезло в тонких завитках дыма.

Глубоко в толще горы, где располагались бараки стражи фирболгов, спал Грунтор, и — что бывало очень редко — ему снился сон. В отличие от короля фирболгов, он был простым человеком и на жизнь смотрел просто. В результате его посещали простые кошмары. Однако его дурные сны вызывали страдания у многих.

Грунтор, как и Акмед, был лишь наполовину болгом, но его отец был бенгардом — принадлежал к расе великанов, обитавших в пустынях и обладавших влажной толстой кожей, успешно противостоящей натиску жаркого солнца. Сочетание болга и бенгарда производит на окружающих тяжелое впечатление. Даже бесстрашные болги, высоко ценившие таланты Грунтора, побаивались его. Впрочем, Грунтора это забавляло.

Пока Грунтор что-то бормотал во сне, обнажая тщательно вычищенные клыки, капитаны и лейтенанты элитной горной стражи старались помалкивать. Все они опасались разбудить своего командира. Казалось, в эту ночь ни Грунтору, ни устроившимся рядом с ним болгам не видать покоя.

Грунтору снился дракон. Ему еще не приходилось видеть драконов, если не считать не слишком удачной статуи в музее намерьенов, поэтому его видения были ограничены воображением болга, которое никогда не отличалось богатством красок. Все сведения о драконах Грунтор получил от Рапсодии, которая рассказывала ему легенды во время бесконечного путешествия по Корню, и теперь он знал об их колоссальной физической силе, власти над стихиями, могучем интеллекте и склонности копить сокровища.

Именно последнее свойство драконов и вызывало у него кошмары. Он боялся — как только Рапсодия попадет в логово дракона, тот не пожелает отпустить ее обратно в горы. С такой потерей Грунтор смириться не мог, впервые в его жизни появилось существо, которое он полюбил.

Бессознательно он провел рукой по стене рядом со своей койкой и прошептал на языке болгов слова утешения, с которыми обращался к Акмеду, когда они выбрались из Корня, в надежде хоть немного утешить старого друга, потерявшего дар крови. Грунтор был знаком с Акмедом еще в те времена, когда тот был Братом, самым искусным наемным убийцей — первым представителем своей расы, рожденным на Острове, с которого они впоследствии бежали.

Серендаир был уникальным местом: говорят, что именно здесь началось само Время. Как перворожденный своей расы на этой удивительной земле, Брат имел связь через кровь со всеми, кто жил здесь. Он умел выследить с искусством охотничьего пса, взявшего след, любого человека по биению его сердца. И, проявляя чудеса настойчивости, не останавливался до тех пор, пока не настигал свою жертву.

Однако все изменилось, когда они вышли из Корня и оказались в новой стране, на другом краю мира. Акмед потерял свой дар, теперь он слышал биение сердец только людей, пришедших из старого мира Серендаира. И хотя Акмед молчал, Грунтор ощущал его отчаяние. Так он узнал, что есть вещи, потеря которых причиняет горе. Раньше подобные мысли в голову Грунтору не приходили.

Да и самому ему довелось пережить новые ощущения. Рапсодия была из лиринов, хрупкой расы, на представителей которой фирболги успешно охотились на старом Острове, хотя лирины и старались компенсировать недостаток силы хитростью и ловкостью. Впрочем, фирболгам доводилось поедать своих собратьев совсем не так часто, как об этом болтали.

Во многих отношениях лирины являлись полной противоположностью фирболгам. Вот взять, например, самого Грунтора и Рапсодию. Лирины быстрые и угловатые, а болги жилистые и мускулистые. Лирины жили в полях и лесах, под звездами, а болги рождались в пещерах, в темной утробе Земли. По мнению Грунтора, Рапсодия выиграла оттого, что ее отец был человеком, — ее фигура оставалась стройной без излишней хрупкости, острые углы уступили место округлостям, высокие скулы и тонкие черты лица она явно унаследовала от своего родителя. Она была очень красива. Несомненно, дракон это сразу заметит.

Как только последняя мысль пришла Грунтору в голову, он взревел во сне, и его подчиненные в ужасе вскочили на ноги, а некоторые свалились на пол со своих коек. Грунтор метался и храпел, огромная деревянная кровать скрипела и стонала, но постепенно великан успокоился и за тих. Вскоре единственным звуком, нарушавшим тишину, стало быстрое дыхание его несчастных соседей, жавшихся к стенам казармы. В темноте посверкивали их испуганные глаза.

Не просыпаясь, Грунтор натянул грубое шерстяное одеяло на плечи и вздохнул, когда теплая ткань коснулась шеи, — похожие ощущения он испытывал, когда рядом находилась Рапсодия. Он с самого начала не хотел покидать Корень. Песня, которую спела Рапсодия, проведя их сквозь стену огня, связала его с Землей.

«Грунтор, сильный и надежный, как сама Земля», — спела Рапсодия в Дающей Имя песне. И с того момента, как он вышел из Огня, Грунтор ощущал биение сердца мира в своей крови, неразрывную связь с гранитом и базальтом и тем, что росло над ними. Земля уподобилась любовнице, которой у него, правда, никогда не было, она стала теплой и уютной, он познал небывалое чувство приятия мира, напрямую связанное с Рапсодией.