Прорицатель - [53]

— Мы пришли, сестра, — их голоса звучали в унисон. — Мы пришли по твоему зову.

— Сестра?...  — переспросил Мей. У него спазмом сжало горло. «Нет. Нет, нет, нет».

— Я не приводила вас.

— Нет, ты привела нас. Это так, брат? — спросил один из них.

— Так, брат, — ответил другой. — Исполнилось то, что нам предначертали. Открылся путь к сердцу видящего, и открылась наша дорога.

— Путь к сердцу? — слабо повторил Мей. Так вот в чём дело. Как можно было быть таким идиотом и не понять сразу — сначала эта история с Атти, а потом... Он просто баран, предназначенный в жертву, и принести её мог только человек, к которому он привязан — только тот, чей удар способен нарушить его защиту. Он никто, он пешка.

— Мей, выслушай меня.

— Я тебе верил, — всё рухнуло так быстро и так неправдоподобно легко. Всё это время Анна не охраняла его, а вела к гибели; вся её помощь — одна большая ложь, призванная лишь заставить его абсолютно довериться... И полюбить. Зато теперь не надо бояться — всё, что можно потерять, уже потеряно. — Что ж, делайте, раз пришли. Убейте меня.

Близнецы не шелохнулись — должно быть, ожидали приказа своей сестры — или повелительницы. Анна молча смотрела на него, и Мею вскоре надоела эта немая сцена.

— Ну же, бездна тебя возьми, — он думал, что закричит на неё, но вместо этого голос сбился почти на шёпот. — Скажи им. Я ведь прорицатель, а ты из этой Цитадели Порядка — или как её там. Меня не должно существовать. Вот только интересно, как ты обвела вокруг пальца Отражений, особенно Гэрхо? А впрочем, неважно. Не отвечай. О боги, прекрати это немедленно. Я прошу.

— Мей...

— Не тяни, Анна. Ты и так потратила на меня уйму времени. На меня, красильщика, сына судомойки. Прекрати это.

— Мей, тебя не убьют, — её голос окреп, и она по-королевски подняла руку — хрупкая и величественная фигура, озарённая солнечными лучами. — Я так решила, и воля моя нерушима. Он останется жить, и его Дар будет при нём. Он подчинил его себе. Мы ошибались.

— С тобой не согласятся, сестра, — отстранённо и хором ответили Близнецы.

— Пускай, — Анна скрутила с большого пальца золотой перстень с массивным чёрным камнем, который Мей не видел раньше, и протянула ему. — Возьми. Это перстень, чтобы ходить по мирам, перстень странника. Ты увидишь всё, что захочешь, Мей, и тебя ждут великие и сложные пути — хоть и не мне предсказывать прорицателю.

— Нет в тебе жалости, — сказал Мей, принимая перстень. — Намного милосерднее было бы меня убить.

— Значит, считай меня жестокой, — на тонких губах играла грустная улыбка. — Но теперь ты можешь вернуться домой — всё закончилось, всё прошло.

— Закончилось, когда ты передумала?

— Когда я передумала. Как можно скорее забудь меня.

— Мне проще отказаться от Дара, — сказал он, и перстень услужливо сжал его палец.

ЭПИЛОГ

Летом того же года в Город-на-Сини через Восточные ворота вошёл светловолосый паренёк, легко одетый в поношенное тряпьё, загорелый и немного облезший от солнца, худой и долговязый. При нём был только небольшой узел с вещами, кошель да перстень, словно снятый с какого-нибудь лордовского сынка в трактирной драке.

Мей уплатил положенную пошлину, отметив про себя, что она несколько выросла, и пошёл по Городу. Его приветствовали до боли знакомые, наизусть выученные камни, улицы, звуки и запахи. Он помнил всё — лошадей, угрюмых прохожих, здания — от ажурных и величественных, как Храм или резиденция градоправителя, до жалких и одинаковых, каких было намного больше, — черепичные крыши, бродячих кошек, неопрятных сорок, ворон и голубей, маленькие палисадники с цветущими купами деревьев, крики возниц и торговцев, вывески на лавках — где сапог, где часы, где бутыль с лекарством, — манящий запах булочных и едкий — красильных мастерских, проросший между камней редких вымощенных участков подорожник... Это было то, чем он жил, где он вырос, — но так странно было теперь видеть всё это, как во сне, когда ты уверен, что скоро проснёшься, что это лишь морок. Мей не встретил ни одного знакомого лица (что и неудивительно — всё-таки разгар рабочего дня), но уже предвкушал это — и в то же время почему-то побаивался.

Он дошёл до Сини и постоял возле беломраморного барьера, ограждавшего её; даже стражники, патрулировавшие площадь, не сказали ни слова — наверное, их, в их громоздких доспехах, окончательно сморила жара. Синь летела к небу тем же мощным фонтаном, непередаваемо чистым и свежим, обнажая дремлющие соки земли. Потом Мей направился домой. Его сердцебиение участилось, а ноги сами несли по этому заветному маршруту. Даже если он не застанет их дома — он подождёт, он сможет передать...

Однако дома (вот двор, вот порог, вот дверь, вот лестница на второй этаж; вдох-выдох, вдох-выдох... ) оказались они обе. Ему открыла Атти — и замерла, смешно приоткрыв рот. Она была бледная и похудевшая, но такая же тоненькая и красивая, как раньше, с той же безукоризненно аккуратной чёрной косой под белой косынкой. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а потом Мей шагнул вперёд и обнял её, а она глухо, надрывно расплакалась.

— Я вернулся, — шептал он, не зная, что ещё сказать, и гладил её по голове. — Не плачь, сестрёнка. Всё хорошо.