Пропавший мальчик, пропавшая девочка - [87]

— Филип? — Тим взглянул на брата.

— Делайте что хотите, — уже покидая комнату, бросил Филип.

ИЗ ДНЕВНИКА ТИМОТИ АНДЕРХИЛЛА

28 июня 2003 года

Эта поездка с сержантом Полхаусом на Мичиган-стрит была самой странной в моей жиз­ни. Яд Ллойд-Джонса еще не выветрился до конца, и мне все чудилось, будто несет нас загадочная ма­шина размером не больше ручной тележки и мы с Полхаусом, как пара карликов, с грохотом несемся по подземному туннелю. Ронни заставил меня ощутить себя угнетенным, заторможенным, вывалянным в грязи. Наверное, так можно распознать зло: оно делает людей оскверненными и подавленными. Фи­лип действовал на меня почти так же, хотя теперь я отчетливее, чем прежде, видел в нем бестолкового маленького мальчишку, парализованного жестоко­стью отца.

Полхаус подъехал к дому, мы выбрались из ма­шины и обошли дом сзади. Я подумал, что Хилль­ярд, наверное, сейчас наблюдает со своего диванчи­ка за каждым нашим шагом, и едва ли не ощущал, как его глаза сверлят мою спину.

Как и Марк, мы вошли через заднюю дверь. Я не ощутил ничего из того, что чувствовал Марк, первый раз оказавшись в доме Калиндара, и это почти разоча­ровало меня. Я был готов встретить прикосновения липкой паутины, жуткое зловоние и отторгающее силовое поле. Однако единственное, что произо­шло, — мы с сержантом вошли в пустую кухню.

— Ронни проводил здесь не так уж много вре­мени, — сказал Полхаус. — Он говорил, что хотел на­пугать мальчишек, да? Вот только интересно зачем?

— Может, не хотел, чтобы они здесь что-то уви­дели? — предположил я.

— Именно так я и думаю.

— Но Марк облазал весь дом, — сказал я ему. — И не нашел ничего, кроме того, что оставил Калин­дар.

— Значит, мы пойдем и поглядим, что оставил Калиндар, — сказал Полхаус.

В отличие от мальчиков мы начали с пристроен­ной комнаты и ложа, которое Марк называл «кро­ватью великана».

— Бог ты мой... — проговорил Полхаус

— У Калиндара была дочь. Он всем рассказал, что у жены случился выкидыш, и прятал ребенка в при­стройке. Когда ей было три или четыре года, она по­пыталась сбежать. Он соорудил эту комнату и ско­лотил эту кровать, где издевался над девочкой.

— Откуда такие сведения? Не было никакой до­чери.

— Официально не было. Но она существовала

— И даже мы ничего не знали о его дочке? Ве­рится с трудом

— Если хотите послушать об этом, поговорите с человеком по имени Омар Хилльярд. Он живет в до­ме напротив с пятьдесят пятого года

Полхаус с любопытством взглянул на меня:

— Пожалуй, поговорю. — Он потыкал в ремни шариковой ручкой.

Марк и «Люси Кливленд» вдруг встали у меня пе­ред глазами: здесь они нашли друг друга и связали свои жизни, чтобы победить воспоминания о ее му­чениях или же достичь некой туманной, но спаси­тельной цели.

«То, что ты не в силах изменить, ты порой в со­стоянии принять как есть, как-то так», — поймал я себя на мысли.

Мы обошли каждый дюйм строения. Я увидел, где именно Марк обнаружил фотоальбом; я увидел дыру в штукатурке, которую он пробил ломиком; как и он, я прошел по темным потайным коридорам и лестницам, спрятанным меж стен. На пыльном по­лу гостиной я увидел следы ног Марка и Джимбо — и еще чьи-то, скорее всего Ронни Ллойд-Джонса. Мне также показалось, я увидел едва заметные сле­ды маленьких босых ступней Люси Кливленд.

Сержанта Полхауса поразили потайные прохо­ды. Все это было ему в новинку. Диковинные осо­бенности, которые Калиндар добавил своему дому, не фигурировали ни в одном документе его уголов­ного дела, потому что первым их открыл Марк.

В подвале — настоящей норе — старая угольная печь, ровесница дома, соседствовала с масляным кот­лом, установленным примерно в пятидесятых. Ды­моход для старой и новой систем отопления был об­щим.

Здесь находились желоб и металлический «опе­рационный стол», которые Марк описал Джимбо, пустые корзины с крышками и чемодан, битком набитый женскими волосами, — наследие безумия Джозефа Калиндара

— Вот что вдохновляло Ронни, — сказал я.

Полхаус кивнул. Он осторожно двигался вокруг печки, вглядываясь в пятна на полу и стараясь на них не наступать. Я наблюдал за тем, как он нагнулся над почерневшим потеком крови, будто ожидая, что тот заговорит. Закончив осмотр пятен, сержант выпря­мился, обошел старую печь, остановился перед ней и распахнул тяжелую дверцу. Из кармана пиджака он достал фонарик размером с шариковую ручку и посветил в топку.

— Довольно чисто, — сказал он.

Я подумал, что сейчас он действует как должност­ное лицо. С трудом я попытался подыграть ему:

— А разве Калиндар сжигал в печке кого-то из своих жертв?

— Он это делал.

Полхаус резко захлопнул дверцу и начал стран­ный танец на цыпочках средь застарелых пятен кро­ви. Он направил луч миниатюрного фонарика на пол, и когда узкий пучок света падал на пятна, они нали­вались багровым, словно пылали изнутри.

— Никак не думал, что пятна крови тридцати­летней давности могут быть такого цвета, — обро­нил я.

— Они вовсе не столь старые, — сказал Полха­ус. — Некоторым из них лет десять, но большинст­во — довольно свежие.

— Как это? — спросил я, все еще не понимая.

— А так: Джозеф Калиндар не проливал эту кровь. Это ваш приятель Ронни постарался. Именно сюда он приводил кое-кого из похищенных мальчиков. Ваш брат чувствовал, что увидит здесь нечто подоб­ное. Поэтому его воротило от одной мысли о поезд­ке сюда.