Пропавший мальчик, пропавшая девочка - [11]

Филип вернулся в комнату с двумя запотевшими стаканами. Один он протянул Тиму и устало плюхнулся на дальний край дивана. Серый костюм собрался складками на бедрах и плечах.

— Филип, извини за этот вопрос, но все же — как ты все эти дни? Как тебе удается держаться?

Филип сделал большой глоток эля и вжался спиной в вытертые диванные подушки. Он, казалось, пристально всматривается во что-то вроде большого насекомого, ползущего по стене от гостиной к кухне.

— Извини, говоришь? Как мило. Это Нэнси должна передо мной извиняться, а не ты. — Он зафиксировал на Тиме холодный пристальный взгляд карих, чуть увеличенных очками глаз. — Вот тут мы подходим к довольно странной теме. Странная, действительно странная тема. Должен признаться, она превосходит мое понимание. Дошло, о чем я, или мне надо тебе объяснить?

— Думаю, дошло. Читал некролог в сегодняшнем «Леджере». Когда увидел слово «неожиданно», я подумал...

— Ты подумал...

— Я подумал, что Нэнси, возможно, покончила с собой.

— Да? Именно так и подумал? Ай да братец! Вот умница.

— А ты бы предпочел, чтобы я не догадался?

— Не знаю, что я бы предпочел — Филип скривился, и казалось, что нижняя часть его лица вот-вот скомкается, как бумажный пакет. — Никто моим мнением не интересовался. — Он сорвал очки и прикрыл тыльной стороной ладони глаза. — Нет-нет, они просто делают то, что считают должным.

Вздрогнув, Тим выдохнул:

— Ты считаешь, что она должна была спросить твоего разрешения, перед тем как убить себя?

Филип нацелил на Тима указательный палец:

— Вот он, самый главный вопрос! Наиглавнейший, чтоб его, вопрос.

Тим глотнул холодного эля и заставил себя промолчать.

— Да, — продолжил Филип. — Я так считаю. И я бы сказал: «Ты, эгоистичная сучка, не имеешь никакого права убивать себя. У тебя муж и сын. Ты в своем уме?!»

— Да, это был эгоистичный поступок.

— Все самоубийцы эгоисты, — сказал Филип и задумался над этим утверждением. — Если только человек не попал в жуткую беду, или умирает, или еще что...

— Нэнси не выглядела подавленной в последние дни?

— Ты что, психиатр, что ли? Не знаю. По мне, Нэнси всегда выглядела немного подавленной. А почему — так и останется для меня загадкой. — Он кольнул Тима настороженным взглядом. — Или ты хочешь знать, замечал ли я, что она в последнее время подавлена?

— Филип, я тебя ни в чем не обвиняю.

— И правильно. Моей вины в случившемся нет ни капли. Мы с Нэнси ладили. Почему она это сделала — для меня загадка. Возможно, вела какую-то тайную жизнь. Возможно, я не знал, что происходит в ее судьбе. Если она все от меня скрывала, как, черт возьми, я могу это знать?

— Как переносит это Марк?

Филип покачал головой.

— Мальчик замкнулся в себе, скрывает свои чувства. Хотя, конечно, удар он получил тяжелейший. Ни с кем не делится, кроме разве что с Джимбо — с тем болваном, которого ты сегодня видел с ним. Посмотрим, как он будет держаться сегодня вечером, завтра и следующие пару недель. Если понадобится, я устрою ему консультацию или встречу с психологом, не знаю...

Тим ответил, что это неплохая идея.

— Конечно неплохая — для тебя. Живешь в Нью-Йорке, где каждый имеет своего психолога. Для вас психолог — символ статуса А здесь, в реальном мире, все по-другому. Очень многие здесь полагают, что, когда с тобой что-то неладно, это нормально.

— Тебе нет нужды делиться бедами со всеми. И Марку тоже.

— Такое не утаишь, — вздохнул Филип. — Жена замдиректора кончает с собой, сын ходит к психиатру. Во что это выльется? Как повлияет на мою карьеру? А главное, визиты к психиатру недешевы. Прости меня, старшенький, но я всего лишь скромный педагог в государственном учебном заведении, никак не миллионер.

— Филип, если Марку лечение пойдет во благо, а у тебя вдруг возникнут из-за этого материальные затруднения, я с радостью возьму на себя расходы.

— Да нет, в настоящий момент все не так уж безнадежно, — сказал Филип. — Но все равно за предложение спасибо.

— Ты на самом деле думаешь, что поступок Нэнси отразится на твоей работе?

— Так или иначе, но отразится. Пока незаметно, но как ты думаешь, каковы мои шансы перебраться в кабинет директора — теперь, а? Ведь мне оставалось совсем немного. А теперь — кто знает? Теперь придется ждать годы. А хочешь знать худшую часть всей этой истории?

— Конечно, — сказал Тим.

— Народ глядит на меня и думает: смотри, вот он, Андерхилл, у которого жена покончила с собой. И две трети, три четверти из них наверняка считают, что я имею к этому отношение. Что я виноват. Дьявол, мне и в голову не приходило, что когда-то я буду ненавидеть ее, но сейчас я так близок к этому! Сука! Мать ее!..

Тим решил ничего не отвечать и дать ему выговориться.

Филип остро глянул на брата:

— В местном обществе у меня определенное положение — своя конкретная позиция. Может, ты не знаешь, что сие означает. Может, тебе плевать на это. Но для меня это очень, очень важно. И когда я думаю, что эта глупая женщина от души постаралась и, что характерно, без всякой причины, а лишь из-за какого-то ее личного внутреннего разлада разрушить все, что я создавал в течение всей своей жизни, то — да-да-да, я очень, я чрезвычайно сержусь. У нее не было никакого права так поступать со мной.