Пропавшее приданое - [7]

Сидя в задней комнате лавки, мистер Лион слушал, как его новый помощник Айзик Уорбург, недавно приехавший в Англию из Германии, рассказывает покупателю о преимуществах напольных часов с восьмидневным заводом перед другими, куда более дешевыми — с тридцатичасовым заводом. Он отметил, что молодой человек слегка неправильно выговаривает слово «люнет»[2]. Когда покупатель уйдет, нужно будет поработать над этим вместе. Но в целом, к счастью, Уорбург работал хорошо, так что мистер Лион мог вздохнуть спокойно.

Было нелегко найти замену предыдущему помощнику, Джейкобу Оппенгейму, который переехал в Манчестер и обзавелся собственной лавкой. Мистер Лион радовался, что Оппенгейм стремится достичь большего, и от всей души желал ему успеха, но потерять такого способного помощника было очень досадно. Чтобы работать в его лавке, требовалось хорошо разбираться в шкафах и часах, поскольку дело мистера Лиона касалось главным образом напольных часов. Кроме того, помощнику надлежало разговаривать и выглядеть достаточно изысканно, чтобы обслуживать состоятельных покупателей.

Мистер Лион не перенес лавку в модный район Мэйфер, куда уже начали переезжать другие еврейские торговцы; Корнхилл-стрит, где располагалась его лавка, все еще считалась хорошим торговым местом. Близость округа Корнхилл к триумвирату британской финансовой системы — Английскому банку, Королевской бирже и Фондовой бирже — была благоприятна для владельцев часовых и ювелирных лавок, типографий и кофеен на Корнхилл-стрит: дела их шли весьма оживленно — а значит, помощник должен был знать, как вести беседу с биржевым брокером или купцом, только что разбогатевшим на Бирже. Графов и лордов мистер Лион конечно же обслуживал самолично; зачастую он сам приходил к ним на дом, чтобы избавить их от необходимости ехать в Ист-Энд.

Но он скучал по бывшему помощнику не только поэтому. У них сложилась традиция посвящать один час в день изучению Талмуда — и для мистера Лиона то было самое важное время дня. Джейкоб Оппенгейм обладал живым острым умом; они любили сидеть вдвоем над огромным томом, пытаясь разобраться в запутанных доводах мудрецов-толкователей. Возможно, мистер Лион счел бы молодого человека подходящим женихом для Ханны, но у Джейкоба не было никакого состояния. Несколькими годами раньше он приехал в Англию из Богемии без гроша за душой — ему пришлось спешно покинуть страну, где он родился, из-за несправедливого обвинения в провозе контрабандных товаров, — и единственным его богатством стали те деньги, что он скопил за время работы в часовой лавке.

Мистер Лион ощущал потребность помогать этим новым иммигрантам хотя бы тем немногим, что было в его силах. В Европе обычным англичанам приходилось сражаться лишь с французами, а на английских евреев еще в бытность их на континенте обрушился целый ворох неприятностей: притеснения в Германии, Богемии и Польше привели к тому, что они начали уезжать тысячами; потоки беженцев хлынули в Лондон, надеясь преуспеть в стране, где атмосфера была более благоприятна для евреев. Однако лишь немногие из них, подобно Джейкобу Оппенгейму и Айзику Уорбургу, родились в благополучной семье, получили достойное образование и поэтому без труда могли найти работу. Большую часть приезжих составляли бедняки, жизнь в Лондоне оказалась для них почти такой же мрачной и жестокой, как и там, откуда они прибыли. У них не было ни умений, ни денег; английского языка они не знали; все, что им оставалось, — бродить по грязным узким улочками Ист-Энда, выбирая кварталы победнее, и торговать поношенной одеждой, лимонами, иголками и нитками. Их дети зачастую занимались менее почтенным делом: они становились карманниками или скупщиками краденого.

Еврейская община, принадлежностью к которой очень гордился мистер Лион, была потрясена масштабами происходящего. Положение осложнялось тем, что многие богатые еврейские семейства перебрались в другие районы Лондона и почти утратили связь со своими прежними синагогами — а ведь именно синагоги являлись центрами традиционной еврейской жизни, и благотворительной деятельностью занимались по большей части они же. Мистер Лион знал, что он не вправе осуждать этих людей, ибо в самом Талмуде сказано: не суди ближнего, пока сам не побываешь на его месте. И однако же он не мог не думать о том, что деньги, потраченные на роскошный обед для увеселения королевского герцога, куда лучше было бы употребить в помощь молодому беженцу, прибывшему к берегам Англии. «Но, — сказал он себе, — сейчас не время и не место для долгих разговоров о лондонских иммигрантах; меня ждет работа».

— Саймон, отнеси это, пожалуйста, мистеру Абрамсону. — Мистер Лион протянул записку мальчику лет восьми, что сидел у задней двери, строгая ножичком кусок дерева. — Но смотри, иди прямо на склад, нигде не задерживайся. Мистер Абрамсон должен получить записку до того, как запрет склад на ночь.

— Да, мистер Лион.

— Когда доставишь записку, выпей чаю и возвращайся в приют. Это все на сегодня.

Мальчик коснулся своей шапочки в знак прощания и стрелой вылетел из дверей на улочку, по которой он должен был — при благоприятных обстоятельствах — добраться до склада менее чем за две минуты. Однако лондонские улицы были полны опасностей, соблазны маячили на каждом углу. Родители Саймона умерли от чахотки через год после приезда в Англию, и мальчика поместили в общинный приют. Но его заманил к себе некий возмутитель спокойствия, молодой еврейский мошенник, обещавший сиротам свободную и сытую жизнь, если они перейдут в его шайку карманников. К счастью, Саймона удалось вырвать из лап воров, и мистер Лион решил взять его в лавку посыльным. Он также следил за тем, чтобы ребенка кормили хорошим сытным обедом и давали ему что-нибудь к чаю перед сном. Мистер Лион пообещал Саймону, что если тот будет добросовестно выполнять работу, то его переведут на более ответственную должность на складе, где производились и хранились часы.