Пропавшая весной - [40]

Эверил!

Почему вдруг ее мысли вновь обратились к Эверил?

Лицо старшей дочери отчетливо встало в воображении Джоанны, чистое правильное лицо со спокойной, чуть презрительной улыбкой.

Эверил, теперь Джоанна в этом не сомневалась, никогда не понимала ее до конца.

Иногда она говорила такие вещи!.. Саркастические, язвительные, порой даже отвратительные, гадкие. Не то чтобы явную грубость, но…

Но что?

А этот неизменно удивленный взгляд, почти возмущённый, поднятые брови… А как дочь выходит из комнаты, когда ее заставляют замолчать, прекратить говорить гадости.

Разумеется, Эверил любила ее. Всё дети любили ее…

А любили ли они ее в самом деле?

Любили ли они ее, заботились ли о ней?

Джоанна от волнения даже села в постели, затем снова легла.

Откуда к ней приходят все эти будоражащие мысли? Почему она все время в своих мыслях возвращается к детям? Что заставляет ее думать о них? Все эти неприятные мысли, даже пугающие порой… Надо выбросить их прочь из головы. Надо постараться вообще не думать.

И снова в ушах у нее зазвучал пиццикато голос мисс Гилби:

«Не ленись думать, Джоанна! Не принимай вещи таковыми, как они выглядят на первый взгляд, потому что это самый легкий путь, который может доставить тебе сильную боль…»

Может быть, она подсознательно возвращается к этим воспоминаниям, к этим мыслям снова и снова? Чтобы охранить себя от более сильного страдания, как говорила мисс Гилби?

Но сами эти мысли уже приносят страдания…

Эверил…

Любила ли ее Эверил? Да что любила — хотя бы уважала ли она свою мать? Этот вопрос вдруг встал перед Джоанной во всей своей голой простоте и прямоте.

Ну что ж, факт неоспоримый: Эверил всегда была необыкновенной девочкой — спокойной, даже холодной, внешне совершенно бесчувственной.

Впрочем, нет. В бесчувственности ее обвинить нельзя. В самом деле, из всех детей одна лишь Эверил доставляла им с Родни мало беспокойства.

Спокойная, послушная, прилежная Эверил… Какой удар она, тем не менее, нанесла своим родителям! Какое потрясение они пережили из-за нее!

Какое потрясение!

Однажды Джоанна вынула из почтового ящика конверт с неразборчивым адресом. Она вскрыла письмо, даже не подозревая о его содержании. Написанное каракулями, явно безграмотной рукой, оно, скорее всего, пришло от кого-нибудь из ее бесчисленных подопечных пенсионеров, которые получают пособие в их благотворительном фонде.

Она начала читать кривые строки, с трудом вникая в их содержание.

«В этим письме я хочу сообщить вам о том, как выпендривается ваша старшая дочь перед доктором в больнице и как она липнет к нему. Она совсем потеряла всякий стыд и чуть ли не при всех целуется с ним в больничном парке. Это надо прекратить».

Джоанна посмотрела на грязно-серую, покрытую неровными каракулями страницу с нескрываемым отвращением.

Что за гадость! Что за гнусная сплетня!

Ей уже приходилось слышать об анонимных письмах, но сама она получила такое впервые. В самом деле, прочитав лишь одну строку из такого письма, уже можно заболеть!

«Ваша старшая дочь…» Это Эверил, что ли? Ее спокойная, послушная, благовоспитанная Эверил?

«Выпендривается (Господи, слово-то какое!) перед доктором».

Это перед доктором Каргиллом, что ли? Перед этим замечательным, достойным уважения специалистом, который достиг значительных успехов в исследовании причин туберкулезной инфекции, который по крайней мере на двадцать лет старше Эверил, у которого есть жена, милая, прелестная женщина, к тому же инвалид…

Какая гадость! Какая отвратительная гадость!

Джоанна отшвырнула письмо, не в силах сдержать отвращения.

В эту минуту в гостиную вошла сама Эверил и спросила в своей обычной сдержанно-любопытной манере:

— Что-то случилось, мама?

Джоанна в приступе возмущения не нашла в себе сил ответить дочери и лишь трясущейся рукой указала на зловещее письмо.

— Меня расстроила эта гнусная писанина, — наконец произнесла она дрожащим голосом. — Но, думаю, тебе лучше не читать ее вовсе, Эверил. Там написана такая гадость!

Эверил в удивлении подняла брови.

— В этом письме?

— Да.

— Обо мне?

— Тебе лучше не читать его, моя дорогая.

Но Эверил быстро подошла к столу и взяла грязно-серый лист бумаги.

Минуту или две она читала кривые строки, затем положила обратно на стол.

— Да, мама, там написаны не очень приятные, вещи, — произнесла наконец она задумчивым, отстраненным голосом.

— Не очень приятные? Да это самая настоящая гадость, моя дорогая! Отвратительная гадость! За такую ложь надо наказывать, надо судить за это!

— Да, письмо в самом деле глупое. Но это не ложь.

Земля вдруг словно ушла из-под ног Джоанны, и комната со стенами и потолком вдруг перевернулась переднею.

— Как не ложь? Что ты имеешь в виду? Что это значит? — проговорила она дрожащим шепотом.

— Не надо так волноваться, мамочка, — самым спокойным тоном сказала Эверил. — Мне очень, жаль, что ты узнала все из этого гнусного письма. Но, рано или поздно, ты все равно бы узнала об этом.

— Ты хочешь сказать, что все это правда? Что ты и доктор Каргилл…

— Да, мамочка, — кивнула Эверил.

— Но это же безнравственно! Это ужасно! — сдавленным голосом воскликнула Джоанна, хватаясь рукой за сердце. — Мужчина такого почтенного возраста, да еще женатый… и ты, молодая девушка, которой не исполнилось еще и…