Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - [125]

— Сколько ты ещё собираешься этим заниматься?

— Я не знаю на самом деле. Наверное, пока он не умрёт.

— Это духовная штука?

— Думаю, за отсутствием лучшего определения мне придётся согласиться.

Он посмотрел на меня долгим взглядом и ничего не сказал. Меня задело то, что я не смог найти правильные слова для описания происходящего. Я думал, как более понятно донести это до них в следующем году.

Уезжая с ярмарки, я наблюдал за группой мужчин, двигавшихся этажом ниже меня. Они напомнили мне стадо животных. В последнее время я остро чувствовал животное начало в окружавших меня людях. Самый опасный поведенческий инстинкт животных — территориальность. Но гораздо сильнее животных к приобретению, сохранению и защите своей территории склонны люди. В Юджи это качество полностью отсутствовало. Он ничего не имел, кроме одежды на себе, да и с ней был готов легко расстаться, так же, как и с деньгами в кармане.

Ожидая поезда, я наблюдал за тем, как птицы ловят тепловые потоки. Принимая во внимание утверждение, что физический глаз видит вещи плоскими, я размышлял над тем, каким образом я всё время собирал мир в единую картинку. То, на что я смотрел, так же как и то, как я смотрел, уже представляло собой интерпретацию. Даже мои ощущения были заученной реакцией на внешний раздражитель. И всё это пришло ко мне от «тех ублюдков». Как объяснить всё это в простых терминах, когда спрашивают о нём? Простота его комментариев была обманчивой. Я не обладал той «однозначностью», которая была у него. Вырванные из контекста, его слова теряли смысл. Во мне не было никакой силы. Я был копией, сделанной из копий, как попка, повторяющий слова, в то время как его слова подтверждались действиями. Без его присутствия невозможно было передать смысл того, что он имел в виду. Даже находясь рядом с ним, я плохо понимал его.

Друг познакомил меня с редактором нового журнала об искусстве, которому нужна была статья о прошедшей ярмарке.

Это была хорошая возможность заявить о себе, и редактору нравился мой стиль письма. Под влиянием суеверных страхов я отдал Юджи 100 долларов из моего первого авторского гонорара в благодарность за то, что он наставил меня на этот путь. Он тут же потребовал ещё 100 в евро и в швейцарских франках: «Это традиция!» Инстинкт самосохранения не позволил мне отдать ему все деньги: надеюсь, это не скажется на моей жизни фатальным образом!

«Мастерское бездействие и бдительное ожидание», — этой фразой он описывал состояние ума, в котором он пребывал летом 1967 года. Он был полон решимости раз и навсегда добраться до сути того, о чём говорил Джидду Кришнамурти.

В ранних записях Юджи явно слышалось беззащитное изумление, но уже через год его голос определённо изменился. Беззащитность превратилась в суровый и требовательный тон, и создавалось впечатление, что с Джидду Кришнамурти было покончено: он выполнил свою роль трамплина, позволившего совершить прыжок, и больше был не нужен. Юджи прыгнул или упал, что-то вышвырнуло его из решётки мысли в естественное состояние, и после этого со всем было покончено. Если Джидду Кришнамурти не знал, что он делает, и Юджи не знал, что он делает, то у меня уж точно не было никакой возможности понять, что делаю я. Расцвет и сгорание на огне ожиданий, лихие надежды, крушение логики — всё происходило на бешеной скорости. Он был ускорителем частиц человеческого состояния.

Тем не менее вопрос моего друга заставил меня думать над ответами.

— Чем ты там занимаешься три месяца?

— Работаю на реконструкции. Вернее, это работа по сносу.

— Что ты сносишь?

— Себя.

— Ты знаешь, что все эти гуру разрушают личность?

— Если бы это было так легко!

Я застрял. Я верил в Юджи, поэтому застрял в этой теме. Наверное, по этой причине Юджи сказал, что я выбрал не тот объект для своей книги. Но длительно поддерживать интерес к чему-либо ещё я бы не смог. Я подумал, что, называя меня святым, он на самом деле намекал на мою хитрость, убеждённый в том, что я намеревался выручить кругленькую сумму за свою книгу.

ГЛАВА 61

«Вся моя речь совершенно несвязна, как у маньяка, — разницы тут не больше, чем на волосок, — вот почему я говорю, что в этот момент ты либо сходишь с ума, либо исчезаешь».

Войдя в номер 609 на завтрак, я увидел, что он слушает запись радио-шоу: его речь была наложена на музыку в стиле микса рэгги-техно и хип-хопа. Матерные слова затирались, вместо них появлялся звук «пи…», создающий ещё одно ритмичное ударение. «Просто „пи…“ не говори о любви!», «Ты слушаешь весь этот „пи…“!» Слова хорошо сочетались с музыкой, его утверждения были созвучны чувствам неудовлетворённости и агрессии, испытываемым молодёжью. В качестве основы был взят фрагмент из видео, на котором был заснят разговор многолетней давности между Юджи, Махешем и Марио. Юджи кричал, что не видит в Махеше отчаяния, несмотря на его заявления о страданиях. Услышав ещё чей-то голос на записи, Юджи спросил:

— А это кто говорит?

— Это хиромант.

— Он сумасшедший!

Кто-то в глубине комнаты вставил:

— Он с самого начала был немного странным.

— А как ещё он мог бы оказаться здесь? — спросил я.