Пропащий - [21]

— Итак, человек по имени Данила Уголков, — начинает говорить Рисса. — Перед вами инсекты, занимающие важнейшие должности в нашем государстве. Они решают судьбы миллионов и решат вашу судьбу. Но многое зависит и от вас. Есть два пути. Первый — вы отправляетесь на другой материк, где расположена колония людей, которые, как и вы, попали в этот мир. Сразу скажу — вас там никто не ждет. Люди объединились в кланы по расовым признакам и, как правило, враждуют между собой. Рептилоиды не вмешиваются в жизнь людей, которых считают отбросами. Разве что приезжают на сафари или ловят новых рабов. Человеческие кланы живут охотой, сельским хозяйством и грабительскими набегами друг на друга. По сути, на континенте людей царит первобытный строй со всеми его «прелестями».

— А вариант номер два? — вздохнул Данила.

— На нашей планете тоже есть колония людей. Но они живут иначе. В обществе инсектов нет расовой вражды, нет деления на племена. Взаимопроникновение культур обогатило каждую и она стала общей для всех. Мы ценим свободу каждого, у нас равные права для всех и наши законы обязательны к строгому исполнению всеми. Мы не всегда были такими, общество прошло долгий путь. И он не всегда был легким и бескровным. Не стану вдаваться в детали, скажу лишь, что колония людей живет по нашим законам. Нет рабства, права всех равны, основополагающий принцип организации жизни людей, да и нашей таков: каждому по труду и способностям. Безделье страшный грех и преступление. Однако обязанностей индивида перед обществом никто не отменял, поэтому каждый обязан трудиться на благо других и соизмерять свои … э-э… — на мгновение запнулась Рисса, — хотения с необходимостью для других.

— Вроде коммунизма, — грустно улыбнулся Данила.

По залу прошло чуть заметное волнение, голограммы даже слегка сдвоили, Рисса замерла на месте.

— Что? Я произнес неприличное слово? — встревожился Данила.

— Что такое коммунизм? — с напряжением в голосе спрашивает Рисса.

— Самая светлая мечта человечества! И, наверное, абсолютно недостижимая, — грустно улыбнулся Данила. — Я точно не знаю, не силен в социологии. Вроде как от каждого по способности, каждому по потребности. Человек человеку друг. Равенство, братство, свобода … не убей, не укради — а по мне так просто не будь скотиной и все. Вот как-то так! Но у нас не получилось. Наоборот вышло. Убивали друг друга миллионами и до сих пор убиваем, становится только хуже. Когда нибудь доиграемся и перебьем друг друга ядерной хреновиной.

— Хре-но-виной? — по слогам, с явным затруднением произносит Рисса. — Это что, оружие?

— Да, словообразование такое на местном диалекте, — нашелся Данила. — Типа всем пиз…э-э… конец. Так что там с вашими людьми?

— Они живут по нашим законам, но получается не совсем гладко, — честно призналась Рисса. — Хотят построить тот самый коммунизм, о котором вы упомянули, но с какой-то спецификой.

— Значит, лагеря! — уверенно говорит Данила. — Если провозглашают принцип равенства, будет лагерь. Но ведь у вас тоже равенство, нет?

— Равенство способностей.

— Это другое дело. Однако в этом случае возникает проблема зависти. Как вы ее решаете?

После минутной паузы, словно посовещавшись по беспроводной связи с владельцами голограмм, Рисса уверенно отвечает:

— Этот вопрос находится вне моей компетенции. Займемся вами. Присутствующие здесь соправители хотят задать вам несколько вопросов. Я их озвучу. Первый: как вам удалось бежать? И, пожалуйста, подробнее.

— Ну, дело было так… — и Данила рассказал все, не упуская деталей. — … потом очнулся у вас, голый и без малейшей царапины.

— Царапины были и довольно серьезные, — ответила Рисса. — Но мы умеем лечить. А теперь главный вопрос: что вы чувствовали при встрече с рептилоидом высшей касты?

Данила почувствовал, как напряглись те, чьи голограммы смотрели на него.

— Его мысли. Он разговаривал в моей голове! А еще неприязнь, очень сильную. Уж не знаю, чем я перед ним провинился, но злился он не по детски!

— Итак, вы слышали его мысли, — поправила Рисса. — А что чувствовали?

— Да обозлился я! Какой-то ящер копается в моей голове. Это хуже, чем рыться в чужих карманах. Не знаю, как у вас, а у нас можно думать о чем угодно и никто не в праве запрещать это. А слушать чужие мысли это предельный беспредел!

— Простите, Данила, ваша последняя фраза … ее никто не понял.

— Ну, это … (блин, во ляпнул!) тово, — наморщил лоб Данила. — Подсматривать и подслушивать нехорошо, а читать мысли вовсе западло дальше некуда. Я мыслю значит существую и что-то еще Декарт сказанул … он рылся в моей голове, как в собственном кармане, понимаете? Так нельзя делать никому!

— Да, вы правы, — поспешно согласилась Рисса. — И уверяю вас, мы так не делаем.

— Ага. Чем же речевой анализатор во мне занимается?

— Переводит. И только, — твердо ответила Рисса, а голограммы дружно закивали. — Были и другие функции, но мы их нейтрализовали.

— Ну, если это правда, — вздохнул Данила. — Говорите, что нужно от меня.

Рисса умолкла, все голографические изображения повернулись к ней. Начался безмолвный диалог по какому-то недоступному для Данилы каналу связи. Решают мою судьбу — понял он. Стало тоскливо и грустно, как поздним вечером в воскресенье. Противная работа, самодуры начальники, дураки-завистники сослуживцы, копеечная зарплата и куча нудных дел, которые никогда не кончаются. Скорей бы пенсия, болячки-поликлиника-маразм!