Пронзающие небо - [11]

– Сыну вашему тепло нужно, теплу и телу его и духу – любите его, как что попросит так исполните, а на ночь одевайте его потеплее, так только он мерзнуть поменьше будет…

– Ох, ну спасибо вам! – стали кланяться домашние.

– Да не за что. – смутился старец.

– А теперь к столу пожалуйте. – проговорила матушка.

…За столом завязался разговор: Старец, согревшись добрым медом, рассказывал всякие необычайные истории из своей лесной жизни. Родители с интересом слушали его, а Алеша тем временем нашептывал Ольге:

– Раз ты собралась идти, так собери дома мешок с едой, возьми еще кремний, хотя, впрочем, я сам возьму кремний… ну и ты возьми, нам, видно, пламя часто придется выбивать…

– Да, конечно…

– Ну вот и хорошо…. Ну а я отцовский охотничий нож прихвачу, авось в пути какого зверя удастся изловить…

Дубрав поднялся, поклонился хозяевам, распрощался с ними….

А Алеша даже и не замечал этого, он все нашептывал Ольге:

– Значит завтра по пятым петухам встречаемся у двух березок. Пойдем по дороге на восток к Янтарному тракту. Там мы и расспросим, куда дальше идти. И смотри не опаздывай – я тебя ждать не буду.

Оля кивнула, пошла было к дверям, но на пол пути повернулась к Алеше и сказала:

– Ты будь там сегодня осторожным…

– Ладно, – Алеша придвинулся поближе к огню. – я, быть может, сегодня вообще спать не буду.

Ольга ушла, привычно скрипнула дверь в сенях…

Пока родителей не было (они пошли провожать Дубрава), Алеша вышел из горницы и спустился в холодный подвал, где дожидались своего часа запасенные еще с лета продукты. Нашелся и мешок – Алеша аккуратно сложил в него несколько свиных окороков, пару дюжин яиц покоящихся в деревянной коробке, большой каравай. Потом, заслышав приближающиеся шаги, уложил мешок в темный угол, а сам выбежал из кладовки: он прошел к печи, там за столом толковали про его болезнь отец с дедом. Алеша повернулся к ним спиной и взял из выемки в печи большой кремний – засунул его в карман…

Остаток дня протянулся мучительно долго – Алеша все боялся, что его замысел раскроется, он залез на печку и сидел там закрывшись занавеской, угрюмый и молчаливый. Несколько раз подходила мать, пыталась о чем то с ним заговорить, но Алеша молчал. Только когда наступило время ужина, он слез с печи и нехотя поел..

Вот наступила ночь, потухло пламя в печи, и затушив свечи, все улеглись спать. Алеша, одетый в теплую рубаху, штаны и носки улегся на печь.

По Алешиной щеке покатилась одинокая слеза, и, не успела она еще пасть беззвучно на подушку, как пала тьма, стало холодно, и Алеша обнаружил себя стоящем в мертвом мире… 

* * * 

– Это – Алеча! – прогремел в мертвом, недвижимым воздухе знакомый голос и, развернувшись, Алеша увидел в паре метров от себя Чунга, за спиной которого до самого черного горизонта, тянулось ровное, недвижимое, море забвения.

Все вокруг было мертво, и только глаза Чунга пылали радостью. 

Алеша тяжело вздохнул, и мертвый холодный воздух наполнил его легкие, а Чунг говорил:

– Я начал свой путь на север там в нашем мире. Рассказать тебе?

Опечаленный Алеша ничего не отвечал, он стоял опустивши голову, но Чунг, не замечая этого, с жаром рассказывал:

– Вчера я поведал о своей беде отцу и матери, сначала они не поверили мне, говорили, что это лишь дурной сон, но когда я показал им ледяной нарост – они поверили. И мы вместе начали путь на север…

Эти слова заставили Алешу встрепенуться:

– Как вместе с тобой… что же выходит… ну и родители у тебя…

– А ты своим что же ничего не рассказал?

– Нет, – ответил Алеша, – ..им расскажешь! Они меня тогда вообще ни на шаг из дома не выпустят – а уж что бы мне поверить, дом оставить, да пойти куда–то за тридевять земель, на север, об этом не может быть и речи! Но я теперь точно решил – завтра же выхожу, я уже и вещи в мешок собрал…

Тут Алеша стал разглядывать уродливый лабиринт искривленных черных каменных глыб и спросил у Чунга:

– Ты забирался на них?

– Нет, я тебя искал…

Алеша вновь повернулся к каменным щупальцам и приглядел особенно высокий, вершина которого терялась где–то в недвижимом черном мареве, метрах в тридцати над головами. В основании истукан имел метров десять или пятнадцать и, постепенно сужаясь, искривлялся на право. Из поверхности этого исполина торчали острые выступы, на которые и смотреть то было больно – казалось каждый из них намеревался пронзить глаз.

Алеша вновь тяжело вздохнул:

– Ну что ж, я по деревьям не плохо лазаю, по крайней мере, падал только один раз, когда ветвь подо мной обломилась, надеюсь, что здесь ничего не отвалится, а то падать долго…

Алеша подошел к исполину, ступил на ближайший от земли выступ, схватился рукой за следующих, подтянулся… Оказывается здесь подтягиваться было значительно легче чем в обычным мире.

Неожиданно Алеше показалось, что холодная сталь распорола его грудь и живот. Он почувствовал горячие капельки крови, которые бежали по его груди – отпустил уступ за который держался и упал на каменную поверхность, тут же вскочил и осмотрел себя: оказывается когда он подтягивался, то не заметил совсем маленький, но острый, словно лезвие выступ. Алешу спасла одежда: теплая рубашка была распорота, остался и тоненький красный след на коже, но не более того – Алеша содрогнулся, представив, что с ним было бы если б он лег без плотной рубашки.