Пролог - [2]

Я стою напротив одной из учениц в классе, где преподаю. Я прошу ее нанести удар в центр моего туловища. Первоначально я стою перед ней прямо. Когда начинается нападение, я двигаюсь вперед и разворачиваюсь. Если удар достигнет цели, он не сработает. Он просто скатится с меня в процессе разворота. Я применяю прием. Разворачиваюсь в обратном направлении. Она оказывается на земле.

Жесткий стиль, мягкий стиль, "тяни-толкай", уход-уход, вращение-выравнивание. Все эти термины стали понятны, когда я на практике осознал, что они означают. "Боевые искусства - это микрокосм большого мира, - говорил Фил. - Он весь там".

- А что делать, если нападающий изучал силат,

или капоэйру, или один из стилей кунг-фу, о котором я не слышал? спросил я его.

- Ты не можешь изучить их все, - сказал он. - Я скажу тебе, чего нельзя делать никогда: ни при каких обстоятельствах не вторгайся в мир другого человека, ибо там он - Бог.

- Что ты имеешь в виду?

- Не старайся играть по его правилам. Он знает их лучше тебя. Постарайся заставить его вторгнуться в твой мир.

- Каким образом?

- Ты должен спровоцировать его ки.

- Что это такое?

Он протянул мне палец.

Окончание дзэн-буддийской притчи.

2

Зима, конец пятидесятых: небеса пепельно-серые и скучные, вдоль тротуаров на 185-й улице лежат небольшие сугробики снега. Мои родители всегда делали покупки на неделю по пятницам в магазинчиках, выстроившихся вдоль магистрали. Пока они были заняты этим, я рылся в дешевых книжных развалах и слонялся в аптеке вдоль полок (В США в аптеках продают книги). Как-то раз я ждал просвета в потоке транспорта, а дождавшись, заторопился перебежать улицу. На полпути я наткнулся на ледяной каточек, присыпанный снегом, и почувствовал, что земля уходит из-под ног. Мне повезло, что я упал, не думая. Правая рука ударилась о мостовую под углом в сорок пять градусов и одновременно бедро развернулось, распределив силу удара по внешней стороне ноги как раз в тот момент, когда левая ступня соприкоснулась с асфальтом. Это было хорошее падение: я поднялся, отряхнулся и направился к тому магазину, куда хотел заглянуть. Помнится, я тогда подумал: "Хотя бы для этого мне пригодилось дзюдо". К тому времени я занимался им с год или около того.

Несколько лет назад, в такой же зимний день, я спускался по крутой заасфальтированной дорожке, ведущей от дома к воротам, чтобы забрать утренние газеты, когда вновь наткнулся на ледяной каток. На этот раз, почувствовав, что скольжу вперед, я расслабил туловище; это было похоже на то, словно вся плоть от плеч до талии мгновенно стекла вниз. Я плавно перетек в скольжение и покатился, словно на лыжах. Добравшись до края льда, я шагнул вперед, выпрямился во весь рост и пошел дальше, к подножию холма. Позже я пытался повторить это намеренно, просто из интереса, и каждый раз моя реакция была той же самой. Я принимал падение и двигался с ним дальше. К тому времени я занимался айкидо в течение трех или четырех лет.

В айкидо боец осуществляет те же укеми (падения), что и в дзюдо, и в дзю-дзюцу; он совершает такие же перекаты, подтягивая спину к ногам. Определенные варианты укеми зависят от вектора броска, и через некоторое время тело уже само знает, какой вариант применить, ощущает это на уровне нервных окончаний позвоночника. Человек учится падать от центра тела и двигаться от вертикальной оси.

Одним из учеников нашего класса айкидо был Лерой Йеркса-младший, сын старого писателя-фантаста. Овдовев, его мать вышла замуж вторично за Уильяма Хэмлинга, который вскоре привлек Лероя к чтению рукописей, присылаемых в его журнал "Имэджинейшн". Мы с Лероем одного возраста, то есть он читал эти рукописи в юности, как раз в то время, когда я писал свои первые рассказы и пытался их продать. Вполне возможно, что он отверг некоторые из моих ранних рассказов, хотя я никогда не обсуждал с ним подобной возможности. Хотелось бы только узнать теперь, много лет спустя, не он ли нацарапал на некоторых из этих рукописей неизменное: "Просим прощения, попытайтесь еще". Один из причудливых поворотов жизни.

Бихевиоризм поражает меня как чудовищно циничный взгляд на человеческую природу: мы бежим по лабиринту потому, что нам за это платят, или потому, что мы боимся последствий отказа. Но с другой стороны, я всегда задавался вопросом, верил ли сам Фрейд, как, похоже, верят многие из его последователей, в то, что каждое действие человека является результатом некоего скрытого принуждения. Мне интересно: неужели людям несвойственно просто выбирать для себя определенные ценности и руководствоваться ими? Или это слишком наивно? Вспоминаю своего преподавателя политологии доктора Хотца, призывавшего класс не доверять любой системе, которая слишком полагается на разумность животного под названием "человек". Он предпочитал ориентироваться на природу и возможности человеческой иррациональности. Достаточно лишь знать о ее существовании, сказал он мне однажды. Позже я пришел к осмыслению его слов как идеи коллективного человеческого суки.

x x x

На меня произвела впечатление книга Ноэля Перрина "Отказ от ружья" ("Японский возврат к мечу, 1543- 1879"), где он рассказывает о том, что огнестрельное оружие впервые появилось в этой стране в 1543 году и в течение последующих тридцати лет довольно успешно вытеснило из обращения мечи; этот процесс не затронул лишь самых твердолобых самураев. Но в результате военачальники осознали, что они могут затратить годы на обучение непревзойденных бойцов, которых затем легко сможет убить любой, кто научится целиться и стрелять, прежде чем великий воин сумеет приблизиться к стрелку. Последней кампанией того периода, в которой огнестрельное оружие играло главную роль, было восстание Шимабары в 1637 году, в ходе которого христианство потеряло свой последний шанс на успех в этой стране. После того военачальники начали выдавать всем оружейникам лицензии; они строго регулировали объемы производства, скупали всю продукцию на корню и запирали ее на складах; самураи же вернулись к фехтованию, монахи - к изготовлению стрел, а кузнецы - к созданию доспехов. Огнестрельное оружие с тех пор использовалось лишь для охоты и демонстрации. Только двумя веками позже, после поражения самурайства в восстании Сацумы в конце 1870-х годов, огнестрельное оружие отстояло свои позиции - на этот раз окончательно. Автор не делает самоочевидных сравнений этой истории с добровольным отказом от ядерного оружия; он просто описывает то, что произошло однажды, в результате чего цивилизация отказалась от одной из форм военной технологии.