Пролив в огне - [25]

Несколькими днями позже стало известно, как гитлеровцы вводили свой «новый порядок» в городе. Тысячи ни в чем не повинных граждан Керчи, в том числе женщины и дети, были расстреляны фашистскими извергами в Багеровском рву, невдалеке от города.

Уже совсем стемнело, когда мы добрались до большого трехэтажного дома на набережной в центре Керчи, где находились комиссар и начальник гарнизона. Из здания, где раньше размещался штаб КВМБ, недавно спешно ретировался штаб вражеских войск.

В гарнизоне все было в относительном порядке — посты расставлены, патрули разосланы. Вездесущие моряки-«снисовцы», подчиненные комиссара района СНИС Калинина раздобыли лошадей и на них успели объездить и осмотреть все близлежащие кварталы и окрестности города. При этом [63] захватили в плен двух вражеских солдат-пехотинцев, не успевших бежать вместе со своими частями.

О комиссаре Калинине и его «снисовцах» следует сказать несколько слов отдельно. Район СНИС влился в Керченскую базу вместе с другими частями бывшей Дунайской флотилии. «Мы — дунайцы», — с гордостью заявляли о себе моряки и носили бескозырки с надписью на ленте «Дунайская флотилия». На это у них были основания. Хотя флотилию и расформировали ввиду сложившейся на фронтах боевой обстановки, ее личный состав участвовал в жарких боях с врагом, она одна из первых приняла на себя вероломный удар немецко-фашистских войск и, отступая с боями, нанесла неприятелю немалый урон, сохранив при этом боеспособность.

Старший политрук Д. С. Калинин знал, что «снисовцы» на разбросанных по побережью постах (всего их было 10—12) несут не только службу наблюдения и связи, но и ведут непрерывную визуальную разведку моря и побережья. Постепенно бойцы стали заниматься разведкой не только на море, но и на суше. В СНИС появились лошади, до которых Калинин был большой охотник, потом седла. И вот оперативный отряд из 15—20 конников уже готов. Матрос в бескозырке — на коне и с автоматом! Это и продолжение традиций гражданской войны, и необходимость нынешнего времени... А главное — наладилась живая связь между постами СНИС, расположенными по берегу Таманского полуострова на протяжении около 200 километров, от мыса Пеклы на Азовском море до станицы Благовещенской на Черном. Улучшилась патрульная служба на местности, занимаемой Керченской базой.

Калинина я знал, как хорошо подготовленного политработника, инициативного и смелого. Это был молодой человек лет тридцати пяти, с открытым русским лицом. Из-под флотской фуражки слегка выбивался непокорный чуб — словом, лихой парень, готовый ринуться на любое опасное задание, и в то же время отзывчивый, добрый человек.

Тогда, 30 декабря 1941 года, находясь в только что освобожденной Керчи и получив подробную информацию от начальника штаба Студеничникова и комиссара СНИС Калинина я одобрил их действия и сообщил по радио контр-адмиралу Фролову, что все в порядке. Начальник гарнизона и комиссар находятся при исполнении служебных обязанностей, за успешно проведенный десант их необходимо представить к награде. [64]

Нам уже было известно, что во время оккупации в Керчи действовали советские подпольщики и на счету их было немало смелых акций против гитлеровцев. Секретарем Керченского подпольного горкома ВКП(б) был Иван Андреевич Козлов — обаятельный, скромный человек лет за пятьдесят. Хорошо владея профессией столяра, Козлов использовал «роль» рабочего столярной мастерской для прикрытия своей подпольной деятельности. В этом ему помогал опыт старого большевика-подпольщика. Невысокий седеющий блондин в поношенной спецовке всегда казался спокойным и невозмутимым. И посетители мастерской, которым надо было то починить табурет, то отремонтировать дверь, не подозревали, что у этого вечно занятого мастера есть дела куда более важные — сбор данных о вражеских войсках, организация борьбы против захватчиков.

Помогали И. А. Козлову две подпольщицы: «жена» — простая русская женщина, немногословная, уже немолодая, и «дочь» — красивая черноволосая девушка лет двадцати двух.

Прибыв в Керчь, я познакомился с группой Козлова. Иван Андреевич хорошо знал немецкий и охотно помог нам в допросе захваченных военнопленных.

Вечером 30 декабря был организован совместный товарищеский ужин моряков и подпольщиков. Застольная беседа затянулась далеко за полночь. Из нее мы узнали о действиях подпольного горкома в условиях немецко-фашистской оккупации.

Позднее, уже после войны, читая первую часть книги И. А. Козлова «В Крымском подполье» и беседуя с участниками описываемых событий, я убедился, что факты, изложенные в книге, полностью совпадают с рассказом, услышанным мною из уст самого подпольщика в первый день освобождения Керчи.

Наступил предновогодний день. Измученные оккупацией керченцы радовались каждой встрече с советскими бойцами. В этой обстановке партийно-политическим работникам предстояла большая работа. Немало дел было у меня, комиссара наступающего воинского соединения, еще больше — у И. А. Козлова, секретаря горкома партии. Необходимо было довести до сознания всего населения Керчи правду о положении в тылу и на фронтах, развеять оголтелую ложь и кривотолки гитлеровской пропаганды. Дело в том, что при оккупации на улицах города ежедневно «вещало» фашистское радио, а в Феодосии издавался лживый газетный листок, который продавался в розницу и в [65] Керчи. Распространяемая гитлеровцами дезинформация вызывала у населения множество недоуменных вопросов, с которыми люди обращались к военным прямо на улицах. И это было понятно — ведь керченцы пока не знали истинного положения на фронтах.