Пролив в огне - [20]
Командующий 51-й армией, он же и командующий десантом, находившийся на КП в Темрюке, принял решение продолжать высадку в ночь с 26 на 27 декабря 1941 года по прежним, ранее избранным направлениям.
Наступила еще одна тревожная ночь. Резко ухудшилась погода.
Были собраны и распределены по отрядам, с учетом потерь, все наличные плавсредства и поставлены к причалам под погрузку войск.
К полуночи первый эшелон десанта погрузился на суда и ожидал сигнала к отплытию. Командир высадки контр-адмирал А. С. Фролов и я, военком высадки, вышли на таманский причал. Нужно было еще раз оценить ситуацию, взвесить принимаемое решение.
Ночь была довольно светлой, сквозь редкие облака проглядывала луна. Шел снег. А в проливе разыгрался настоящий шторм, температура воздуха снизилась до 8—10 градусов мороза. При такой погоде десант не сможет достигнуть берега. Правда, сейнеры, обладавшие хорошими мореходными качествами, несмотря на малый ход, смогли бы преодолеть Керченский пролив и подойти к месту высадки — но не к самому берегу, а лишь к отмелям. Вот если бы на том берегу уже были захвачены причалы... А так полосу прибрежного штормового прибоя, да еще при морозе, преодолеют лишь единицы. И главное, ведь кроме шторма и мороза будет еще вести бешеный огонь вражеская противодесантная оборона.
Нельзя обрекать людей на верную гибель.
— Что будем делать, комиссар, в этой обстановке? — спросил контр-адмирал.
И в самом деле, как быть? Как выполнить приказ о высадке, если так резко ухудшилась обстановка? Ведь может случиться, что десантники будут принесены в жертву, а боевая задача останется невыполненной... Ты, командир, и ты комиссар, вы оба, кому Родина доверила командование керченской военно-морской базой, на кого она возложила [51] ответственность за высадку десанта в Керчь, — думайте, решайте!
Попытаться установить связь с командующим десантом генерал-лейтенантом Львовым и попробовать по телефону убедить его в нецелесообразности высадки сегодня ночью? Вряд ли из этого что-нибудь выйдет. В процессе подготовки десанта мы уже успели узнать непреклонный характер командарма. А времени — в обрез. Нужно срочно либо начинать движение, либо его запрещать.
Разнообразные «варианты» промелькнули у меня в мыслях, да и у Фролова, думаю, тоже. Мы обменялись соображениями и сразу же сошлись во мнении. В штабы командующего десантом в Темрюк и командующего Черноморским флотом в Севастополь полетели спешные радиограммы: десанту дан отбой на эту ночь по причине штормовой погоды. Бойцы-десантники вповалку спали в казачьих хатах по всей Тамани и ближайшим хуторам.
27 декабря все были напряжены до предела.
В десантных войсках шли перегруппировки и проверки. В Тамани появились члены военных советов: корпусной комиссар А. С. Николаев и дивизионный комиссар И. И. Азаров. Начались совещания, вызовы на доклады к вышестоящим начальникам.
Однако к вечеру армейские штабисты согласились с доводами флотских специалистов. К тому же стало известно, что отряды Азовской флотилии делали попытку продолжить высадку в ночь с 26 на 27 декабря в Керченском проливе — на Еникале, но из-за штормовой погоды вынуждены были возвратиться на базы, не дойдя до берегов Крымского полуострова. Тем временем шторм в проливе понемногу утихал. К ночи можно было возобновить высадку десанта.
Плацдарм захвачен
Ночью с 27 на 28 декабря силы десанта снова двинулись на врага.
B высадке приняли участие те же отряды, что и в первый день операции, частично доукомплектованные плавсредствами и пополненные людьми. Теперь уже они имели опыт и шли к местам предыдущей высадки проторенными путями. Ожидалось также подкрепление десантных сил 51-й армии со стороны Черного моря. В район Камыш-Буруна должен был подойти отряд канонерских лодок с войсками 44-й армии. В ночь на 28 декабря я и член Военного совета [52] 51-й армии корпусной комиссар А. С. Николаев направились в этот район на торпедном катере.
Ночь была лунная, погода — близкая к штормовой. Соленые брызги волн, разбивавшихся о низкие борта катера, то и дело обдавали нас ледяным дождем. На маленьком ходовом мостике торпедного катера тесно и неудобно. Тут и командир катера, и пулеметчик у турели крупнокалиберного пулемета, да еще нас четверо: член Военного совета А. С. Николаев со своим порученцем, командир бригады торпедных катеров А. А. Мельников и я.
Пересекая пролив, ближе к его середине наткнулись на одиноко стоявший на якоре сейнер. Что за судно? Запрос позывными остался без ответа. На всякий случай, по моему приказанию катер послал по носу сейнера предупредительную очередь из пулемета. Команда суденышка сразу зашевелилась, моряки затарахтели якорной цепью, вручную выбирая якорь маленьким брашпильком-лебедкой. Подойдя вплотную, при помощи мегафона мы выяснили, что сейнер с десантниками стоит в ожидании, пока зайдет луна. Уточнив фамилии шкипера и военного коменданта и недвусмысленно пообещав им «беседу» за невыполнение приказа, мы отправились дальше на юг, вдоль пролива.
При подходе к месту намеченной высадки с канонерских лодок немного южнее Камыш-Бурунской косы обнаружили, что корабли уже стоят на месте без отличительных огней, при полном затемнении. Это был отряд из трех канлодок под командованием контр-адмирала Н. О. Абрамова. Корабли «Красная Грузия», «Красная Абхазия» и «Красная Аджария» составляли дивизион канонерских лодок Черноморского флота. Командовал дивизионом капитан 2 ранга Гинзбург, военкомом был старший политрук Сологубов. Этот дивизион принимал активное участие в обороне Одессы, где понес потери — канлодку «Красная Армения». Экипажи на лодках состояли из хорошо подготовленных, кадровых, обстрелянных моряков, в большинстве — срочной службы. Канонерские лодки были еще дореволюционной постройки, почти плоскодонные, с приподнятой носовой частью корпуса, и в старом флоте предназначались для десанта. Несмотря на слабый ход (8—10 узлов), корабли имели сильную артиллерию, состоявшую из трех 130-миллиметровых орудий, и при тоннаже около тысячи тонн могли брать на борт более батальона пехоты каждый.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
В книге автор подробно рассказывает о трудной, но почетной работе советских медиков, всецело отдававших себя борьбе за спасение жизней раненых и больных в годы Великой Отечественной войны — на фронте и в тылу врага.
«Мемуары пессимиста» — яркие, точные, провокативные размышления-воспоминания о жизни в Советском Союзе и в эмиграции, о людях и странах — написаны известным советским и английским искусствоведом, автором многих книг по истории искусства Игорем Голомштоком. В 1972-м он эмигрировал в Великобританию. Долгое время работал на Би-би-си и «Радио Свобода», преподавал в университетах Сент-Эндрюса, Эссекса, Оксфорда. Живет в Лондоне.Синявский и Даниэль, Довлатов и Твардовский, Высоцкий и Галич, о. Александр Мень, Н. Я. Мандельштам, И. Г. Эренбург; диссиденты и эмигранты, художники и писатели, интеллектуалы и меценаты — «персонажи стучатся у меня в голове, требуют выпустить их на бумагу.
В этом уникальном издании собраны воспоминания Варлама Тихоновича Шаламова — поэта и прозаика, чье творчество стало откровением для нескольких поколений русских читателей. Детство, юность, участие в литературной жизни Москвы 20-х годов, арест, лагеря, возвращение. Кристальная честность и взыскательность к себе отличают автора этих воспоминаний. Значительная часть материала публикуется впервые.
Мясные и рыбные лавки Охотного ряда, тайны Неглинки, притоны Хитровки, Колосовки и Грачевки с грязными дворами и промозглыми «фатерами», где жизнь на грош, а любовь за копейку…Автор, прозванный современниками «дядей Гиляем», известный журналист, в живой и занимательной форме рассказывает о быте и нравах старой Москвы, подкупая достоверностью и живостью портретов и описаний, ощущением сиюминутности происходящего и сохраняя в своих очерках неповторимый аромат той эпохи.