Прокурор Фукье-Тенвиль - [9]

Тем временем Фукье-Тенвиль готовит против «псов» улики. Он очень нетребователен. Папка № W 389 и тут для нас клад. Полиция собирает всевозможные сплетни. Какой-то Буазо показывает, что брат Сесили Рено однажды на улице вел разговоры в монархическом духе, — привожу опять цитату во всей красоте подлинника: «...Он поддерживал своих спутников в том, что несправедливо было убивать короля, что Франция не могла без него обойтись. Тогда я позволил себе ответить им и, обращаясь с ними, как с преступниками, я позвал охрану, прибежал офицер, спросил, в чем дело, и ушел, пожимая плечами...»

Фукье-Тенвиль с торжеством проводит на полях черту коричневым (или выцветшим от времени красным) карандашом, пишет слово «hic» («Вот в чем суть») и ставит крест; мы как будто присутствуем при этой сцене: есть, есть уличающий материал, брат Сесили Рено тоже будет казнен.

*

На своем листке председатель революционного суда, как помнит читатель, записал: «Всеми возможными способами добиться от чудовища признаний...» Каковы были эти «возможные способы»? Пытки в пору революции не применялись. Но до нас дошли сведения, что Сесили Рено грозили казнью всех ее родных. В Париже рассказывали также, будто следственные власти, «заметив склонность преступницы к нарядам, приказали одеть ее в лохмотья, дабы этим на нее воздействовать». Рассказ не очень достоверен, да и по существу довольно наивен. Родственники же «убийцы Робеспьера» действительно были казнены. Думаю, однако, что их отправили на эшафот не для того, чтобы вынудить у Сесили Рено признания, а просто «за компанию», как это часто делалось в те времена. Если бы революционный трибунал очень настойчиво добивался признаний, он их и добился бы: по этому делу суду было предано 54 человека, и были среди них люди разные.

Значения «признаний», конечно, преувеличивать не нужно. Генри Чарльз Ли в своем знаменитом труде об инквизиции приводит выдержки из учебников по допросу, составленных средневековыми судьями. Допросы производились так, что допрашиваемый, в сущности, не имел почти никакой возможности ускользнуть от «сознания». В одном из этих руководств указывалось, что в пытке особенной необходимости в большинстве случаев нет; пытку, при надлежащих условиях, вполне заменяют разные подготовительные меры, обещания и угрозы: человек слаб. И действительно, люди сознавались в былые времена в чем угодно. В XVI веке в Европе насчитывалось несколько сот тысяч ведьм. У них были любимые резиденции (во Франции — Пюи де Дом), были разные специальности, были разные чины, от «ведьм-капралок» до «ведьм-генеральш». Власти точно установили, как живут ведьмы, чем занимаются, какие заклинания произносят (по данным немецкого суда: «Чур — чур, черт, черт, попрыгай здесь, попрыгай там, поиграй здесь, поиграй там...»). Все это было известно благодаря чистосердечным признаниям самих ведьм. Так же чистосердечно сознавались и колдуны. В Гильдесгейме в 1615 году был казнен мальчик, признавшийся, что он неоднократно превращался в кошку. В Линдгейме были сожжены шесть ведьм, сознавшихся в том, что они вырыли из могилы труп ребенка и его съели{15}. Все ведьмы признавали, что поддерживают связь с дьяволом. Самое юридическое понятие ведьмы определялось так: «Женщина, поддерживающая связь с дьяволом на предмет совещаний с ним или в целях совершения того или иного действия». Определение это принадлежит лорду Коку, которого Британская энциклопедия в своем последнем издании называет величайшим юристом всех времен.

Не знаю, кем, когда и как формулировано понятие «враг народа» в СССР. Оно, кстати сказать, буквально заимствовано из французского революционного словаря{16}. Отличительным признаком этого понятия теперь, по-видимому, вместо связи с дьяволом надо считать «связь с Троцким» или «связь с белобандитскими организациями за границей». Московских колдунов уличают свидетели вроде их старой соратницы Яковлевой (вот уж именно «ведьма-генеральша»), или же во всем чистосердечно признаются они сами: «Harr, harr, Teufel, Teufel, spring hie, spring da...» Ho какое, собственно, это может иметь значение? Французский революционный трибунал такого рода признаниями не дорожил. Этим он выгодно отличается от Военной коллегии. Выгодно отличается он от нее и тем, что лицемерия в нем было гораздо меньше. Революционный трибунал отлично знал (как знает и Военная коллегия), что не судит, а исполняет приказ по истреблению врагов правительства. Но он этого почти и не скрывал. По закону 22 прериаля защитники были упразднены, свидетели признаны ненужными, материальные доказательства преступления не требовались. За 49 дней, прошедших от 22 прериаля до 9 термидора, в Париже было казнено 1376 человек: в среднем почти по 30 в день. На каждого подсудимого приходилось около десяти минут заседания трибунала.

Дело Сесили Рено и ее пятидесяти трех «сообщников» слушалось, по одним сведениям, три часа, по другим — пять часов. Фукье-Тенвиль вместо речи ограничился несколькими словами. Очень кратко было и заключительное слово председателя Дюма. Разумеется, все подсудимые были приговорены к смертной казни.