Прокурор для Лютого - [38]

Порядки там строгие — куда строже, чем на зоне для рядовых осужденных. Про «хозяев» подобных ИТУ говорят: мол, если на свете и есть дьявол во плоти, то это тот самый гражданин начальник.

И было бы удивительно, если бы при таком разительном сходстве между милицией и их оппонентами за решками, за колючками, за заборами осужденные сотрудники правоохранительных органов не скопировали понятия тех, с кем еще недавно они боролись: то есть с блатных.

Внутрилагерная иерархия целиком и полностью списана с иерархии классических российских уркаганов.

Пидарами на такой зоне, как правило, становятся осужденные за коррумпированность судьи, прокуроры и охранники лагерей. Таких, по заезде на зону, часто еще в карантине спрашивают: много ли ты, падло, хороших пацанов загубил? Пикантность ситуации состоит в том, что подобный вопрос задает не законный вор или криминальный авторитет, а какой-нибудь осужденный за взятки бывший майор, бывший начальник отдела по борьбе с организованной преступностью или следователь по особо важным делам из прокуратуры. Говорят, что на «красной» ментовской зоне под Нижним Тагилом «королем всех мастей», то есть главпидаром зоны, долгое время успешно подвизался осужденный за взятки бывший генерал ГУИНа, то есть Главного Управления Исполнения Наказаний.

В касту «чертей», стоящую чуть выше «акробатов», то есть пассивных гомосексуалистов, попадают, как правило, недавние участковые и гаишники.

Есть на «красной» зоне и свои блатные; гнут пальцы осужденные оперы МВД и прокуратуры. Они и держат масть.

Что поделаешь — в перевернутом мире, каковым является современная Россия, все поставлено с ног на голову, даже пенитенциарная система.

Именно об этом и размышлял осужденный Максим Александрович Нечаев, стоя на утреннем разводе. Командир отряда, пожилой капитан внутренней службы, сурово оглядывал бывших коллег, а осужденный, отключившись, думал о своем…

Бывший старший лейтенант КГБ, бывший оперативник так называемого «13 отдела», он в конце 1992 года был осужден на пять лет лишения свободы. За что — Максим и сам не мог сказать толком. Во всяком случае, еще и еще раз прокручивая в памяти киноленту событий двухлетней давности, Лютый убеждался: он все или почти все делал правильно, и если бы ситуации повторились, он поступил бы также.

Но это — тогда.

А теперь…

Теперь перед глазами маячила фигура новенького — присланного «мотать пятилеточку» бывшего лейтенанта из какого-то провинциального РОВД. Широкая спина, что плита — на ее обладателе пахать можно, а он бандитов на хаты жирных карасей наводил. Видать, с начальством не делился, зажрался — вот и променял «мышиный макинтош» на зоновский клифт[5]. Наверное, этот свежий «зэ-ка» в его отряде — единственная новость за последние две недели.

В остальном же — все тот же пейзаж, все та же картина: побуревшие от дождей и снегов вышки, приземистые строения жилых блоков, кирпичная труба котельной, коротким обрубленным перстом упирающаяся в веселое голубое небо. За зоной, за «запретками», где начинается желанная «воля» — сочная зеленая травка, золотистые в рассветном солнце сосны. И вся эта радость — там, вдали, за геометрически-правильными, параллельными рядами колючей проволоки.

Развод только-только начался: ежедневная рутина, ничего интересного. Разве что этот придурковатый капитан что-нибудь скажет, чтобы потешить блатных, своих бывших коллег, «держащих масть»…

Старшина отряда, бывший областной прокурор, заискивающе глядя в белесые, бесцветные глаза капитана, заученно произнес:

— Гражданин начальник, отряд для развода на работу построен.

Захрустел гравий под хромовыми сапогами — капитан медленно прошелся вдоль чернеющего бушлатами строя, глядя куда-то поверх их голов.

Миновав три или четыре человека, он остановился перед известным в отряде пидаром с гигиеническим погонялом Тампакс, бывшим старшим следователем Владимиром Ивановичем Понтелеевым, осужденным за растление пятилетнего мальчика, которого мусор, будучи пьяным, противоестественным способом изнасиловал прямо в песочнице: косяк, за который опускают или петушат на три-пятнадцать, ибо таких мерзких насильников справедливо не любят даже бывшие коллеги.

— Выйди из строя! — толстый сосисочный палец начальника уперся в рваный бушлат мента-пидара.

— Осужденный Владимир Понтелеев, статья сто семнадцатая, часть третья, срок семь лет, окончание срока четырнадцатого мая две тысячи первого года, — заученной скороговоркой произнес «петух»; это был щуплый чернявый мужчинка с выбритыми до синевы щеками; болезненно согбенная спина, потухший взгляд и вислая женская задница говорили опытному наблюдателю о многом — о многом, если не обо всем.

— Как живешь?

Тампакс глупо заморгал.

— Плохо, гражданин начальник… Месячные третий день — гнилой селедкой объелся.

Заключенные, для которых пидары вроде бывшего следака Понтелеева одно из немногих развлечений в серой зоновской жизни, понимающе заулыбались — некоторые из них, бывшие судьи, прокуроры и оперуполномоченные минувшей ночью вступали с бывшим коллегой в гомосексуальную связь, несмотря на понос партнера.

Капитан вяло пошевелил пальцами.