Проксиома созвездия Лжи - [33]

Из полумрака в лицо пахнуло рвотной кислятиной в смеси с еще каким-то тошнотворным запахом, очень знакомым и в то же время совершенно неопределимым. И только при взгляде на кровать Федор сразу вспомнил этот запах. Так пахнет кровь, когда ее много. А кровью в спальне пахло оттого, что в их супружеской постели лежал мертвый Алексей Дмитриевич Куницын.

Из одежды на нем были только носки, многочисленные «голды» на шее и «гайка» золотого хронометра на руке. Он лежал в свободной позе мирно спящего человека, непринужденно разметав ноги и развалив все свое оказавшееся весьма скромным при таком дородном теле хозяйство. От спящего его отличала сейчас только внушительная дырка в правом виске, точно между ухом и глазом. Из отверстия по скуле на шею и дальше на подушку вела тонкая засохшая струйка крови. А вот подушка под левой частью его головы была в крови вся, и кровь была свежая, густо-блестящая в свете ночника. Волосы на голове Куницына с этой стороны тоже были все в крови и как-то странно топорщились, как будто под ними ближе к затылку вскочила огромная шишка.

Федор, чувствуя, что он этого не хочет, что ему это, собственно, не нужно, как зачарованный, сделал три шага к кровати и заглянул туда, под голову Алексея. Это была не шишка, это было выходное пулевое отверстие. Черепная коробка Куницына в месте, где из нее, прошив насквозь, вырвалась пуля, раскрылась, как яичная скорлупа под натиском птенца, и все содержимое его головы, все серые, белые и прочие мозговые вещества торчали оттуда одним ужасным черно-бордовым месивом. Желудок Федора мгновенно взбунтовался, и он, зажав рот руками, опрометью кинулся в туалет. Его вывернуло наизнанку раз, и еще, и еще.

Минут десять Федор приходил в чувство, пока не смог снова заставить себя пойти в спальню. По дороге он заглянул в залу. Ирина все так же лежала в отключке, только ее рот приоткрылся, и с нижней губы на грудь тонкой паутинкой тянулась ниточка слюны. Федор подошел к жене и пальцами в том месте, где запястье Ирины пересекали полоски тонких белых шрамов, нащупал пульс. С ним было все в порядке, и Федор отпустил женину кисть, аккуратно вывернув из ее пальцев бутылку. «Курвуазье» — прочитал он золотую тисненую надпись на шершавом стекле. Да, хорошие коньяки были слабостью Ирины, а на такой сегодня вечером Федор точно не разорился бы.

«Да, чей коньяк, тому и мясо!» — угрюмо глядя на жену, перефразировал Федор, сам поражаясь такому злому своему цинизму. В бутылке было еще на пару приличных глотков. Ощущая физическое отвращение к бутылке, Федор влил в себя половину, стараясь не прикасаться к горлышку губами. Напиток сразу ударил в голову, взбодрил. Федор глубоко, как ныряльщик перед погружением, вдохнул и снова пошел в спальню.

Сейчас, со второго раза, стараясь не смотреть на покойника, он попытался составить себе картину произошедшего. Не нужно было обладать специальными познаниями в баллистике, чтобы определить, что стреляли из строящегося дома напротив через широко открытую форточку. Федор по стеночке, стараясь не обтереться о залитую рвотными массами спинку кровати, прокрался к окну и осторожно выглянул из-за края шторы. Громада недостроенного дома нависала максимум метрах в тридцати напротив, жутко чернея пустыми глазницами оконных проемов. Из одного такого, из которых через форточку и неплотно задернутые шторы просматривалось изголовье кровати, и вели огонь. Идеальная позиция для снайпера, ничего не скажешь!

Федору стало не по себе — вдруг стрелок еще там и сейчас берет на мушку и его? Ведь его мишенью был он, Федор Ионычев! Федор отпрянул от окна, резким движением руки задернув шторы наглухо. Вот так спокойнее. Теперь можно и комнату осмотреть.

Через пять минут Федору все было ясно. Сначала парочка разминалась коньячком в зале, потом, когда поднялся градус и настроение ниже пояса, перебазировалась в спальню. Одежда покойного разбросана везде от двери до постели — видимо, нетерпеливая Ирина срывала ее с любовника на ходу. Знакомый же кожаный кейс аккуратно поставлен в щелочку между тумбочкой и кроватью — похоже, Куницына даже в этот момент не переставала заботить сохранность его содержимого. Потом они трахались как кролики, смяли всю постель в мелкую гофру. Последняя поза их была, видимо, «дама сверху», потому что клиент встретил смерть на спине, а Ирина этот способ предпочитает всем другим. Кончила Ирина или нет, неизвестно, а вот бедолага точно не успел, потому что следов спермы не наблюдается.

Потом его застрелили, в темноте приняв за Федора, при этом пьяненькая Ирина, возможно, сразу и не поняла, что совокупляется уже с покойником. Заподозрив что-то неладное во внезапной неподвижности партнера, она включает ночник, все видит, истошно визжит и, поняв, что скрыть все равно уже ничего не удастся, звонит мужу. Прямо тут же ее рвет. В ожидании супруга-спасителя она перебирается снова в залу и начинает успокаивать себя любимым коньяком прямо из горлышка, пока не выключается. А дальше все вообще доподлинно известно.

Федор тихо вышел из спальни, прикрыв за собой дверь. От вида голой Ирины его уже с души воротило, и он прошел на свою любимую кухню. На разделочном столике стоял пузырек с надписью «Тазепам» на этикетке. Федор взял склянку, встряхнул — на донышке одиноко болтались три таблетки. Снотворное было куплено сто лет назад, когда у Ирины после родов были проблемы со сном, — Федор и не знал, что препарат еще остался. «Господи, она что, с ума сошла — мешать тазепам с алкоголем?!» — автоматически подумал он и сразу разозлился на себя за такую заботу об изменщице, потому что тут надо было о себе переживать! Вот что теперь ему делать дальше?